В зале слышалось удивленное бормотание. На лице окружного прокурора, до сих пор спокойном и уверенном, отразилась тревога. Он склонился к Тамму и зашептал, прикрыв рот ладонью:
— Что, черт возьми, у Лаймена в рукаве? Вызывать свидетелем обвиняемого на суде по делу об убийстве!
Тамм пожал плечами, и Бруно сел, бормоча себе под нос.
Джон О. де Витт тихим голосом принес присягу, назвал свое имя и адрес, после чего занял место свидетеля. В зале суда воцарилось гробовое молчание. Самообладание, почти что равнодушие де Витта казалось таинственным и непонятным. Присяжные напряженно склонились вперед.
— Ваш возраст? — осведомился Лаймен.
— Пятьдесят один год.
— Род занятий?
— Биржевой маклер. До смерти мистера Лонгстрита я был старшим партнером в фирме «Де Витт и Лонгстрит».
— Мистер де Витт, пожалуйста, расскажите суду и присяжным о событиях вечера среды, 9 сентября, начиная с того времени, когда вы покинули ваш офис, и до того, как вы прибыли к парому на Уихокен.
Де Витт заговорил почти беспечным тоном:
— Я покинул филиал фирмы на Таймс-сквер в половине шестого и поехал на метро в Биржевой клуб на Уолл-стрит, где пошел в спортзал, намереваясь размяться перед обедом и, может быть, немного поплавать в бассейне. Там я порезал о какой-то гимнастический снаряд указательный палец правой руки, который начал сильно кровоточить. Клубный врач, доктор Моррис, остановил кровь и продезинфицировал рану. Моррис хотел перевязать палец, но мне это не казалось необходимым, и…
— Одну минуту, мистер де Витт, — прервал Лаймен. — Вы говорите, что вам не казалось необходимым перевязывать палец. Не потому ли, что вы заботились о вашем внешнем виде и…
Бруно вскочил, протестуя против наводящего вопроса. Судья Гримм поддержал протест, и Лаймен, улыбнувшись, спросил:
— Была какая-нибудь другая причина для вашего отказа перевязать палец?
— Да. Я намеревался провести в клубе большую часть вечера, а так как с помощью доктора Морриса рана перестала кровоточить, я предпочел не причинять себе лишних неудобств перевязкой. К тому же это вызвало бы вопросы о несчастном случае, а я весьма чувствителен в подобных делах.
Бруно снова поднялся с протестом. Но судья велел ему умолкнуть.
— Продолжайте, мистер де Витт, — сказал Лаймен.
— Доктор Моррис предупредил, чтобы я был осторожен с пальцем, так как при изгибе или ударе рана могла открыться и кровотечение начаться снова. Отказавшись от плавания, я не без труда оделся и отправился в клубный ресторан с моим другом Франклином Эйхерном. Мы пообедали и провели вечер в клубе с другими моими деловыми знакомыми. Мне предложили присоединиться к игре в бридж, но я отказался из-за руки. В десять минут одиннадцатого я покинул клуб и поехал на такси к пристани у начала Сорок второй улицы…
Бруно опять вскочил на ноги, горячо возражая против «некомпетентных, несущественных и не относящихся к делу показаний» и требуя вычеркнуть их из протокола.
— Ваша честь, — сказал Лаймен, — показания подсудимого важны для защиты, которая намерена доказать невиновность.
После непродолжительной дискуссии судья Гримм отклонил протест и подал знак Лаймену продолжать. Но Лаймен вежливо обратился к окружному прокурору:
— Свидетель ваш, мистер Бруно.
Поколебавшись, Бруно встал и злобно атаковал де Витта. В течение пятнадцати минут он пытался опровергнуть его показания, приводя факты, касающиеся Лонгстрита. На это Лаймен тут же заявлял протест, который каждый раз поддерживал судья. В конце концов после сухого упрека судьи Гримма окружной прокурор махнул рукой и сел, вытирая лоб.
Де Витт покинул место свидетеля и вернулся за стол защиты.
— Вторым свидетелем, — объявил Лаймен, — я вызываю Франклина Эйхерна.
Друг де Витта поднялся со своего сиденья и направился по проходу к свидетельскому месту. Принеся присягу, он назвал свое полное имя, Бенджамин Франклин Эйхерн, и уэст-инглвудский адрес. Лаймен, держа руки в карманах, осведомился о его профессии.
— Я инженер, но уже на пенсии.
— Вы знаете подсудимого?
Эйхерн посмотрел на де Витта и улыбнулся:
— Да, сэр, уже шесть лет. Мы соседи, и он мой лучший друг.
— Пожалуйста, отвечайте только на вопрос, — сказал Лаймен. — Вы встретились с подсудимым в Биржевом клубе вечером в среду, 9 сентября?
— Да. Все, что сказал мистер де Витт, правда.
— Я снова прошу вас отвечать только на вопрос, — резко напомнил Лаймен.
Бруно, вцепившись в подлокотники стула и стиснув зубы, не сводил глаз с лица Эйхерна, как будто никогда не видел его раньше.
— Да, я встретился с мистером де Виттом в Биржевом клубе тем вечером.
— В котором часу и где вы впервые увидели его?
— Без нескольких минут семь. Мы встретились в фойе ресторана и сразу же отправились обедать.
— Вы постоянно были с обвиняемым с того момента до десяти минут одиннадцатого?
— Да, сэр.
— Он покинул вас и клуб в это время, как только что заявил?
— Да, сэр.
— Мистер Эйхерн, как лучший друг мистера де Витта, вы бы сказали, что он очень чувствителен насчет своей внешности?
— Безусловно, сказал бы.
— Следовательно, по-вашему, решение не перевязывать руку соответствовало этой черте его характера?
Одновременно с утвердительным ответом Эйхерна Бруно возразил против вопроса и ответа, которые, после поддержки судьи, вычеркнули из протокола.
— Во время обеда вы обратили внимание на поврежденный палец мистера де Витта?
— Да. Я заметил его еще до того, как мы пошли в ресторан, и спросил об этом мистера де Витта. Он рассказал мне о несчастном случае в спортзале и позволил осмотреть палец.
— Значит, вы видели его. В каком состоянии тогда была рана?
— Это был свежий глубокий порез длиной около полутора дюймов на внутренней стороне пальца. Он уже не кровоточил, и на нем начал образовываться струп из засохшей крови.
— За обедом или позже что-нибудь происходило в связи с этой раной?
Эйхерн задумался, поглаживая подбородок.
— Да, — ответил он. — Я заметил, что мистер де Витт держит правую руку неподвижно, а за столом пользуется только левой. Официанту пришлось разрезать для него отбивную.
— Свидетель ваш, мистер Бруно.
Окружной прокурор расхаживал взад-вперед перед свидетельским местом. Эйхерн терпеливо ждал.
Наконец Бруно выпятил челюсть и враждебно посмотрел на Эйхерна:
— Вы сказали, что являетесь лучшим другом обвиняемого, мистер Эйхерн. Надеюсь, вы не стали бы лжесвидетельствовать ради вашего лучшего друга?
Лаймен, улыбаясь, заявил протест. Даже кто-то из присяжных захихикал. Судья Гримм поддержал возражение.
Бруно посмотрел на жюри, словно говоря: «Ну, вы поняли, что я имел в виду», и снова повернулся к Эйхерну.
— Вы знали, куда отправился подсудимый, расставшись с вами в десять минут одиннадцатого?