Глава 15
ПОБЕГ
Следующим днем был четверг, — судя по солнечному утру, он обещал быть очень теплым. Отец облачился в новый парусиновый костюм, который я заставила его купить в Лидсе, и выглядел в нем щеголевато, хотя ворчал, что он не «лилия» (что бы это значило?), и целых полчаса отказывался выходить из дому, боясь, что его увидит кто-то из знакомых.
Все детали этого дня — возможно, самого насыщенного событиями из всех, за исключением одного, что нам было суждено провести в Лидсе, — запечатлелись с фотографической четкостью. Я помню, как купила отцу чудесный оранжевый галстук, идеально подходивший к костюму, который мне пришлось повязывать ему самой под аккомпанемент брюзжания. Можно было подумать, что он совершил убийство и его заставили надеть тюремную униформу. Бедный отец был безнадежно консервативен, и мне доставляло огромное удовольствие придавать ему благообразный облик, хотя боюсь, он не оценил мой труд.
Был почти полдень, когда мы решили прогуляться. Вернее, решила я.
— Давай поднимемся на холм.
— В этом чертовом тряпье?
— Конечно!
— Ну нет. Я не пойду.
— Пошли, — уговаривала я. — Не будь старым занудой. Смотри, какой чудесный день.
— Не для меня, — буркнул отец. — Я неважно себя чувствую. Ревматизм в левой ноге.
— В этом горном воздухе? Чепуха! Мы навестим мистера Лейна. А ты сможешь продемонстрировать новый костюм.
По дороге я нарвала букет полевых цветов, а отец почти повеселел.
Мы застали старого джентльмена читающим книгу на террасе дома отца Мьюра, и — чудо из чудес! — на нем были парусиновый костюм и оранжевый галстук.
Они уставились друг на друга, как два постаревших Красавчика Браммелла,[54] причем отец выглядел глуповато, а мистер Лейн улыбался.
— Вы настоящий франт, инспектор. Полагаю, это влияние Пейшнс.
— Начинаю к этому привыкать, — проворчал отец. Потом его лицо прояснилось. — Ну, по крайней мере, я не одинок.
Отец Мьюр вышел из дома и тепло приветствовал нас — он все еще был бледен после испытания, перенесенного прошлой ночью. Мы сели на террасе, и миссис Кроссетт принесла поднос с прохладительными напитками, в которых явно отсутствовал алкоголь. Покуда мужчины разговаривали, я наблюдала за облачками на небе, избегая смотреть на высокие серые стены тюрьмы Алгонкин. Было жаркое лето, но за этими стенами, вероятно, царила вечная зима. Я подумала о том, что поделывает Аарон Доу.
Время текло медленно. Я сидела в качалке, и постепенно мои мысли перенеслись к событиям вчерашнего вечера. Что предвещал второй фрагмент сундучка? То, что он означал что-то для доктора Айры Фосетта, было совершенно очевидно — свирепое выражение его лица являлось результатом знания, а не страха перед неведомым. Как фрагмент попал к нему? Кто прислал его?.. Я с тревогой выпрямилась. Неужели это сделал Аарон Доу?
Первую секцию сундучка прислал он, изготовив ее в тюремной мастерской. Не смастерил ли Доу и вторую и не отправил ли ее по какому-то подпольному тюремному каналу второй жертве? Мое сердце стучало, как молот по наковальне. Но это было нелепо. Ведь я знала, что Аарон Доу не убивал сенатора Фосетта…
Чуть позже половины первого наше внимание внезапно привлекли ворота тюрьмы. За секунду до того все выглядело обычно — вооруженные охранники медленно расхаживали по верху широких стен; в будках часовых тускло поблескивали ружейные дула. Но вдруг бездействие сменилось активностью.
Мужчины умолкли, и мы стали наблюдать.
Массивные стальные ворота открылись внутрь, и появился надзиратель в синей униформе, вооруженный винтовкой и пистолетом в кобуре. Потом он шагнул назад и что-то крикнул. Из ворот в два ряда начали выходить заключенные, шаркая ногами в дорожной пыли. Они несли тяжелые лопаты и жадно вдыхали мягкий летний воздух. Все были одеты одинаково — в тяжелые башмаки, мятые серые брюки и куртки, грубые хлопчатобумажные рубашки. В группе было двадцать человек, — очевидно, их вели к другой стороне холма строить или ремонтировать лесную дорогу. По окрику надзирателя заключенные свернули налево, постепенно исчезая из нашего поля зрения. Позади маршировал второй, вооруженный надзиратель, а первый отошел в сторону, наблюдая за двойным рядом. Вскоре двадцать два человека совсем скрылись из вида.
— Для них это благо, — промолвил отец Мьюр. — Труд заключенных тяжел, но, как говорит святой Иероним, «всегда делай какую-нибудь работу, дабы дьявол мог застать тебя занятым». Кроме того, это означает быть на воздухе, за тюремными стенами. Так что им нравятся дорожные работы. — Он вздохнул.
Ровно через час десять минут это случилось.
Миссис Кроссетт подала аппетитный ленч, и мы только расслабились на террасе, когда что-то на стенах вновь привлекло наше внимание, и разговоры опять прекратились.
Один из охранников, шагавших по стене, остановился и стал глядеть на двор внизу, словно к чему-то прислушиваясь. Мы напряглись и конвульсивно вздрогнули, когда раздался пронзительный вой, отозвавшийся эхом в холмах и постепенно замерший, как стон умирающего дьявола. За ним раздался другой, третий, четвертый, пока я не зажала уши.
Отец Мьюр, вцепившись в подлокотники стула, стал белее своего воротника.
— Биг-Бен, — прошептал он.
Мы прислушались к сатанинской симфонии.
— Пожар? — резко осведомился мистер Лейн.
— Конец смены в тюрьме, — проворчал отец, облизнув губы. — Пэтти, иди в дом…
Отец Мьюр уставился на стены.
— Нет, — сказал он. — Это побег… Боже милостивый!
Мы вскочили со своих стульев и сбежали через сад к увитой розами ограде. Надзиратели на тюремных стенах дико озирались, подняв ружья, готовые ко всему. Потом стальные ворота распахнулись снова, и автомобиль, набитый вооруженными людьми в синей униформе, выехал на дорогу, повернул налево и скрылся. За ним последовали еще четыре. В первом я заметила рядом с шофером Магнуса — его лицо было бледным и сосредоточенным.
— Прошу прощения! — пробормотал отец Мьюр и, подобрав полы сутаны, поспешил по дороге к воротам, поднимая пыль.
Мы видели, как он обратился к группе вооруженных охранников. Они указывали налево, где находились покрытые лесом склоны холма.
Священник вернулся, волоча ноги, понурив голову и являя собой картину отчаяния.
— Ну, отец? — нетерпеливо спросила я, когда он подошел к нам, теребя выцветшую ткань сутаны.
Отец Мьюр поднял голову. На его лице застыли боль, изумление и нечто не поддающееся анализу. Казалось, его внезапно лишили веры.
— Один из заключенных, отправленных на дорожные работы, — произнес он дрожащим голосом, — совершил побег.
Мистер Друри Лейн посмотрел в сторону холмов:
— И это был…
Маленький падре вздохнул:
— Это был Аарон Доу.
Думаю, мы все были потрясены. По крайней мере, мне и отцу понадобилось время, чтобы это осознать. Аарон Доу бежал! Из всех возможных событий это было наименее ожидаемым — во всяком
