История о двух сестрах

— Нед!

Он повернулся к Белл.

— Ты уверена, что не пострадала?

— Да, конечно, я… — Ярко-голубые глаза Белл расширились, когда она уловила его намерения. — Ну, вообще-то у меня немного болит лодыжка и… — Она несколько раз сильно кашлянула, словно это могло добавить убедительности ее заявлению о подвернутой ноге.

— Отлично, — бросил Нед. — Значит, тебе не понадобится моя помощь. — С этими словами он пришпорил лошадь, оставив их позади. Может это грубо, но Белл была его сестрой, а потому должна его любить, не смотря ни на что. Кроме того, она пыталась поговорить с ним о его предстоящей женитьбе, а это было последнее, что он хотел с ней обсуждать.

Он направился на запад: в первую очередь потому, что в этом направлении находилась дорога, ведущая к скорейшему спасению, а также потому, что он вскоре должен был оказаться на землях, входивших в приданное Лидии. Напоминание о том, ради чего он женится, могло помочь ему не свернуть с выбранного пути. Это были отличные земли, зеленые и плодородные, с живописным прудом и небольшим яблочным садом.

— Ты же любишь яблоки, — тихо пробормотал Нед. — Ты всегда любил яблоки.

Яблоки — это хорошо. Будет неплохо иметь свой сад.

Это почти достойная причина для брака.

— Пироги с яблоками, — продолжал он. — Пирожные. Бесконечные пироги и пирожные. И яблочное пюре.

Яблочное пюре — это тоже хорошо. Просто превосходно. Если бы у него получилось приравнивать свой брак к яблочному пюре по крайней мере до следующей недели, ему бы удалось сохранить рассудок.

Он прикинул расстояние, пытаясь определить, сколько ему еще ехать до земель Лидии. Он решил, что не более пяти минут, и …

— Привет! Эй! Приве-ет!

О, отлично. Еще одна женщина.

Нед придержал лошадь, оглянувшись и пытаясь определить, откуда шел голос.

— Я здесь! Пожалуйста, помогите!

Он повернул направо и тут же понял, почему не заметил девушку раньше. Она сидела на земле, ее зеленая амазонка делала ее незаметной на фоне травы и низкого кустарника за ее спиной. Ее длинные светло-каштановые волосы были откинуты назад в манере, которая не выдержала бы никакой критики в лондонской гостиной, однако, ему понравилась ее коса.

— Добрый день! — воскликнула она, на этот раз ее голос звучал немного неуверенно.

Он нехотя остановился и спешился. Он хотел всего лишь немного уединения, желательно верхом, когда мчался сломя голову через поля, но он был джентльменом (несмотря на ужасное отношение к сестре), и не мог оставить леди в беде.

— Что-то случилось? — спросил он мягко, подходя к ней.

— Боюсь, я подвернула лодыжку, — ответила она, поморщившись от боли, когда попыталась стянуть ботинок. — Я гуляла и…

Она посмотрела на него, несколько раз моргнула своими огромными серыми глазами и затем произнесла:

— Ой!

— Ой? — повторил он.

— Вы лорд Бервик.

— Верно.

Ее улыбке странно не хватало теплоты.

— Я сестра Лидии.

* * *

Шарлотта Торнтон чувствовала себя дурой, а она ненавидела это ощущение.

Не то чтобы, думала она, это понравилось хоть кому-то, но она находила это особенно раздражающим, поскольку всегда считала здравый смысл одной из самых похвальных черт.

Она отправилась на прогулку, желая избежать навязчивой толпы гостей, которые наводнили ее дом в течение недели, предшествующей бракосочетанию ее старшей сестры.

Шарлотта не понимала, зачем Лидии понадобилось пятьдесят гостей, чтобы засвидетельствовать клятвы. И это, не считая всех тех гостей, которые прибудут в день самой церемонии.

Но Лидия так хотела, или вернее, их матушка хотела, а потому их дом был заполонен так же, как соседние дома и местные гостиницы. Шарлотту это сводило с ума. И потому, прежде чем кто-нибудь смог попросить ее спуститься и помочь с каким-нибудь ужасно важным делом, например, проследить, чтобы для герцогини Эшбурн был доставлен лучший шоколад, она надела амазонку и сбежала.

Однако, когда она достигла конюшни, она обнаружила, что конюхи отдали ее кобылку кому-то из гостей. Они настаивали, что ее мать дала им разрешение на это, но это не улучшило плохого настроения Шарлотты.

Она пошла пешком вниз по дорожке в поисках благословенной тишины и спокойствия и, не заметив, наступила в кротовую нору. Она еще даже не успела упасть, когда осознала, что подвернула лодыжку. Та уже успела распухнуть в ботинке, и, конечно, учитывая ход сегодняшних событий, она надела ботинки без застежек, а не те с тонкими черными шнурками, которые можно было бы легче и быстрее снять.

Единственным радостным моментом было отсутствие дождя, хотя с ее удачей в последнее время и серым небом над головой, она бы и на это не рассчитывала.

Теперь ее спасителем оказался не кто иной как Эдвард Блайдон, виконт Бервик, человек, который должен был жениться на ее сестре через три дня. По словам Лидии, он был законченным повесой и был абсолютно нечувствителен к нежным эмоциям женщин.

Шарлота не совсем поняла, что подразумевалось под «нежными эмоциями», и на самом деле слегка сомневалась, что у нее самой когда-либо были такие чувства, но все равно, это говорило не в пользу молодого виконта. Описание Лидии делало его похожим на невыносимого грубияна. Это самый подходящий тип человека для спасения дамы в затруднительном положении.

А он определенно выглядел, как распутник. Шарлотта могла не быть романтичной мечтательницей, как Лидия, но это не мешало ей обращать внимание на мужскую внешность и привлекательность. Эдвард Блайдон — или Нед, как его называла Лидия, — обладал самыми поразительными ярко-голубыми глазами, которые она когда-либо видела. У кого-то другого они бы казались женственными (особенно с этими длинными темными ресницами), но Нед Блайдон был высоким и плечистым, и каждый мог заметить, что под своей одеждой он был стройным и атлетичным, даже те, кто на это не смотрел, а она точно этого не делала.

О, хорошо, она смотрела. Но что она могла с этим поделать? Он нависал над ней, как какой-то свирепый бог, его мощный силуэт заслонял ей еле заметное в облаках солнце.

— Ах, да, — произнес он, немного снисходительно, с ее точки зрения. — Каролина.

Каролина? Их представляли друг другу не менее трех раз!

— Шарлотта, — коротко поправила она.

— Шарлотта, — повторил он, смущенно улыбнувшись.

— Каролина тоже есть, — природная честность вынудила ее признаться. — Ей пятнадцать.

— А посему, я полагаю, она слишком молода, чтобы гулять в одиночестве.

Подразумевалось, что она тоже слишком юна. Она прищурила глаза, услышав легкий сарказм в его голосе.

— Вы отчитываете меня?

— Даже и не думал об этом.

— Потому что мне не пятнадцать, — дерзко заявила она, — и я всегда гуляю одна.

— Я в этом уверен.