Официант забрал блюдца с остатками грейпфрута и поставил на стол чашечки с консоме.
– Я бы предпочел коктейль, Джордж, – сказал Роу. – Принесите-ка два мартини.
– Шекспир и мартини, – засмеялась Пэтэнс. – Теперь мне все ясно. Вы приправляете Шекспира алкоголем.
– Алкоголь для храбрости, – подмигнул Роу. – Чертовски страшно обедать с умными женщинами.
– А с учеными? У меня степень магистра искусств, молодой человек. Вы обедаете с автором диссертации о Томасе Гарди.
Роу неуважительно рассмеялся.
– О ком? О Гарди? Кто это?
– Следовало бы знать английских поэтов.
– Есть только один великий английский поэт, – наставительно сказал Роу. – Только один. Его поэзия горит негасимым огнем и никогда не померкнет. До дна, мисс Тэмм. – Он поднял свой коктейль.
– Мисс Тэмм? – спросила Пэт.
– Милая…
– Для вас Пэтэнс, мистер Роу.
– Пусть будет Пэтэнс. А я – Гордон. Гордон Роу. В сентябре мне исполняется двадцать восемь. Заработок – пока грошовый. Не смотрите так строго, а то поцелую.
– Вы шокируете старых леди за соседним столиком, сэр. Уберите руку. Давайте лучше спорить о грамматике Джона Мильтона. О неопределенном наклонении.
– Не люблю неопределенностей.
– Тогда о себе. Роу вздохнул.
– Я предпочел бы о вас. Обо мне – нечего. Работа, еда, спортивный зал – вот и вся моя жизнь. Работа, конечно, главное. Есть что-то особенное в Шекспире, что захватило меня. Не было и не будет другого такого гения. И не столько творения интересуют меня, сколько сам творец. Что сделало его тем, кем он стал? Какие источники питали его гений? Какой огонь горел в нем? Я хотел бы все это знать.
– Я была в Стрэтфорде, – сказала Пэт. – Что-то удивительное ощущаешь там… в доме поэта, в церкви… в самом воздухе.
– Тень гения.
Оба замолчали. Глаза Роу горели тем фанатическим блеском, о котором упоминала Пэт.
– А я бы хотел увидеть тень человека, – продолжал он, – ведь о Шекспире-человеке мы почти ничего не знаем. Например, о весеннем периоде его жизни… Я рассказал это старому Сэму Сэксону, и он благословил меня. Предоставил в мое распоряжение всю свою библиотеку. Даже обещал финансировать мои исследования, если я что-нибудь найду…
– А миссис Сэксон?
– Несравненная Лидия! – засмеялся Роу. – Старая перечница. Мешала, как могла. Ни черта не понимает в литературе и еще меньше в редких книгах, собранных ее мужем.
– А кто же наблюдает за этой коллекцией? Вы один?
– Что вы? Меня к ней подпускают только под охраной. Сторожевой пес по имени Краббе следит за мной в оба глаза. Двадцать три года управляет он библиотекой Сэксона и будет управлять ею до смерти. Старик помянул об этом в завещании.
– Вы ведь тоже упомянуты.
– Только для наблюдения за собранием, подаренным Британик-музею. Я не знаю и четверти того, что собрано Сэксоном. Впрочем, теперь это не имеет значения.
– Почему? – удивилась Пэтэнс. – Потому что я встретил вас.
Инспектор вернулся из музея недовольный и злой. Достал изгрызанную трубку, набил ее вонючим табаком, полистал календарь.
– Мисс Броди! – позвал он.
Вечно печальная стенографистка встала перед ним, затаив дыхание.
– Кто-нибудь звонил?
– Нет, сэр.
– Почта?
– Не было, сэр.
– Идите.
Мисс Броди словно растаяла в воздухе, и Тэмм вновь остался наедине со своими мыслями. Черт бы побрал этого Донохью!
Минуту он стоял возле окна, созерцая надоевшие очертания Таймс-сквера. Трубка чадила на всю комнату. Затем инспектор подошел к телефону и набрал номер.
– Соедините меня с инспектором Геогеном. Алло, это ты, Батч? Тэмм говорит.
Инспектор Геоген виртуозно выругался.
