— Если окажется, что он не сможет меня принять, я просто развернусь и уйду домой, — сказала Виолетта. — Гиацинта, передай мне джем, будь добра.
— И я тоже поеду, — заявила Гиацинта.
О Боже! Нож в руке Франчески, которым она намазывала масло на булочку, задрожал. Может, начать пичкать эту девчонку снотворным? Похоже, только так и удастся решить эту проблему.
— Ты ведь не станешь возражать, если я тоже поеду, правда? — обратилась Гиацинта к матери.
— Разве ты не собиралась ехать куда-то с Элоизой? — быстро вмешалась Франческа.
Гиацинта примолкла, подумала, похлопала ресницами и сказала:
— По-моему, нет.
— По магазинам, может быть? Или к модистке? Гиацинта еще немного порылась в памяти.
— Нет. То есть я совершенно уверена, что ни о чем подобном с Элоизой не договаривалась. Я только на прошлой неделе купила себе новую шляпку. Совершенно чудесную шляпку — зеленую, с прехорошенькой желтоватой отделкой. — Она опустила взгляд на свой тост, мгновение разглядывала его задумчиво, затем потянулась к мармеладу и добавила: — А вообще надоели мне эти магазины.
— Ни одной женщине не могут надоесть магазины, — возразила Франческа даже с некоторым отчаянием.
— А вот мне надоели. Кроме того, граф… — Тут Гиацинта прервала свою речь и спросила, обернувшись к матери: — А можно мне называть его Майклом?
— Ну, это надо будет спросить у него самого, — ответила Виолетта, принимаясь за яйцо всмятку.
Гиацинта снова повернулась к Франческе.
— Он уже целую неделю в Лондоне, а я до сих пор его даже не видела. Меня же подруги будут расспрашивать — а мне и сказать-то будет нечего!
— Сплетничать неприлично, — заметила Виолетта.
— А это вовсе не сплетни, — парировала Гиацинта. — Это самое обыкновенное распространение информации.
Франческа замерла.
— Мама, — сказала она, скорбно качая головой. — Лучше бы ты ограничилась семью.
— Семью детьми, ты хочешь сказать? — поинтересовалась Виолетта, прихлебывая чай. — Я и сама порой так думаю.
— Мама! — воскликнула Гиацинта. Виолетта только улыбнулась.
— Передай соль.
— У мамы только с восьмой попытки и получилось как следует, — объявила Гиацинта, пододвигая матери солонку движением, в котором не было и намека на грацию.
— Следует ли это понимать так, что и ты сама надеешься родить в свое время восьмерых детей? — с самым невинным видом осведомилась Виолетта.
— Боже! Нет, конечно! — воскликнула Гиацинта. Франческа не удержалась от смеха.
— Нехорошо упоминать имя Господа всуе, Гиацинта, — заметила Виолетта примерно тем же тоном, каким говорила, что сплетничать неприлично.
— Почему бы нам и правда не заехать где-нибудь после полудня? — спросила Виолетта Франческу, когда легкомысленное веселье стихло.
Франческа бросила взгляд на часы. Значит, у нее будет примерно час на то, чтобы привести Майкла в пристойный вид. Кроме того, ее мать сказала — «нам». Во множественном числе. Словно она и в самом деле вздумала взять с собой Гиацинту, у которой был настоящий талант превращать всякую неловкую ситуацию в сущий кошмар.
— Я поеду прямо сейчас, — сказала Франческа и быстро поднялась из-за стола. — Надо узнать, сможет ли он принять визитеров.
К ее удивлению, мать тоже сразу поднялась и сказала:
— Я провожу тебя до дверей.
— Э-э… ты серьезно?
—Да.
Гиацинта начала было подниматься тоже.
— Я одна, — сказала Виолетта, даже не повернув головы в сторону младшей дочери.
Гиацинта осталась. Даже у нее довольно было ума, чтобы знать, что не следует спорить с матерью, когда у той безмятежный вид сочетается со стальным тоном.
Мать вышла из столовой первая, и они прошли в молчании до самой прихожей, где Франческа попросила лакея принести ее плащ.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — заговорила наконец Виолетта.
— Не понимаю, о чем ты.
— А я думаю, очень хорошо понимаешь.
— Уверяю тебя, — сказала Франческа, глядя на мать с самым невинным видом, — понятия не имею.
— С недавних пор ты очень много времени проводишь в Килмартин-Хаусе, — сказала Виолетта.
— Я живу там, — напомнила Франческа в сотый, как ей показалось, раз.
— В данный момент не живешь, и меня беспокоит, что о тебе начнут говорить.
— Никто об этом и словом не обмолвился, — возразила Франческа. — И в газетах ничего не было. Если бы обо мне действительно стали судачить, то, уверена, нам это было бы известно.
— То, что люди молчат пока, вовсе не означает, что они не станут болтать завтра.
Франческа раздраженно вздохнула.
— Но я же не незамужняя девица, не девственница какая-нибудь!
— Франческа!
Франческа скрестила руки на груди.
— Мне неприятно вдаваться в такие детали, мама, но так оно и есть.
Вернулся лакей с плащом Франчески в руках и доложил, что карета будет у крыльца буквально сию минуту. Виолетта подождала, пока лакей выйдет на крыльцо дожидаться кареты, и спросила:
— Какие именно у тебя отношения с графом? Франческа так и ахнула:
— Мама!
— Это совсем не праздный вопрос.
— Это самый что ни на есть праздный, вернее, самый что ни на есть глупый вопрос из всех, когда-либо слышанных мною! Майкл мой двоюродный брат.
— Он двоюродный брат твоего покойного мужа, — поправила ее Виолетта.
— Он и мой двоюродный брат, — резко возразила Франческа. — И мой друг. Боже правый! И это ты говоришь! Мне и в голову не приходило… Майкл!
Но истина заключалась в том, что в голову ей это приходило. Из-за болезни Майкла все остальное отступило на второй план: у нее было столько хлопот у постели больного, что она почти сумела заставить себя забыть о том потрясшем ее мгновении, когда в парке она взглянула на него и что-то возродилось к жизни в ее душе.
Что-то такое, что, как она была совершенно уверена, умерло в ее груди четыре года назад.
Но слышать, как ее мать поднимает эту тему… Боже правый, как же это было унизительно! Невозможно, совершенно невозможно, чтобы в душе ее зародилось влечение к Майклу. Это было бы как-то нехорошо. Действительно нехорошо. Это было бы… ладно, пусть просто нехорошо. Ни одно другое слово не описало бы ситуацию точнее.
— Мама, — сказала Франческа, очень стараясь, чтобы голос ее звучал ровно. — Майкл был не совсем здоров последние дни. Я тебе говорила.
— За семь дней могла бы пройти и самая сильная простуда.
— Возможно, дело в том, что он приехал из Индии, — сказала Франческа. — Не знаю. По-моему, он понемногу поправляется. Я сейчас помогаю ему устроиться в Лондоне. Он ведь отсутствовал очень долго, если ты не забыла, и ему надо принять на себя свои новые обязанности, которые несет с собой титул графа. Я полагаю, что мой прямой долг помочь ему в этом. — И она с решительным видом посмотрела на мать, весьма довольная своей небольшой речью. Но Виолетта ответила на это только:
