Она стояла у окна, облаченная в ночную рубашку темно-синего цвета. Рубашка была скромного покроя, но тонкая ткань льнула к телу, и на какое-то мгновение у Майкла перехватило дыхание.
И он понял, что отныне всегда будет так.
— Фрэнни? — прошептал он, медленно приближаясь к ней.
Она обернулась, и на лице ее была неуверенность. Не то чтобы нервозность, а милое выражение тревожного ожидания, как если бы и она понимала, что теперь все будет по-другому.
— Ну, вот мы и поженились, — сказал он, не в силах сдержать улыбку.
— Мне до сих пор не верится, — отозвалась она.
— И мне тоже, — признался он и, протянув руку, коснулся ее щеки. — Но это действительно так.
— Я… — начала она, но, тряхнув головой, сказала только: — Впрочем, не важно.
— Что ты собиралась сказать?
— Так, пустяки.
Он взял ее руки в свои и притянул ее к себе.
— Не пустяки. Когда речь идет о тебе и обо мне, то это всегда не пустяки.
Она сглотнула, и тень прыгнула вверх-вниз по ее нежному горлу, и наконец выговорила:
— Я… я хотела сказать…
Он сжал ее пальцы, как бы придавая ей смелости. Ему очень хотелось, чтобы она сказала это. Он и не думал, что ему так нужны эти слова, что он так хочет их услышать.
— Я очень рада, что мы поженились, — сказала она наконец. И на лице ее было застенчивое выражение, обыкновенно несвойственное ей. — Это было правильно — пожениться.
Он чувствовал, как пальцы его босых ног поджимаются, захватывая ворсинки ковра, — так трудно ему было скрыть разочарование. Это было гораздо больше, чем он когда бы то ни было рассчитывал услышать от нее, и все же гораздо меньше того, на что он надеялся.
Но даже и так — все равно она была в его объятиях, все равно она была его женой, а это, сердито напомнил он себе, тоже кое-что!
— Я тоже рад, — тихонько отозвался он и притянул ее еще ближе к себе. Его губы коснулись ее губ, и все действительно оказалось по-иному, когда он начал целовать ее. Было новое ощущение, что они единое целое. И больше не было надобности скрытничать, и отчаяния тоже не было.
Он целовал ее медленно, нежно, не спеша анализируя свои ощущения и смакуя их. Руки его скользнули по шелку ее рубашки, и она застонала.
— Я люблю тебя, — шепнул он, решив, что не имеет смысла держать в себе эти слова и далее, даже если она не склонна была признаться ему в том же. Его губы двинулись по ее щеке к уху, и он НЕМНОГО покусал нежную мочку, прежде чем перейти к шее и восхитительной ямке у основания горла.
— Майкл, — вздохнула она и прижалась к нему. — О, Майкл!
Он схватил ее за бедра и прижал к себе, и когда он почувствовал, какая она теплая и возбужденная, у него вырвался стон.
А он-то считал, что желал ее раньше, но сейчас… сейчас было нечто иное.
— Ты нужна мне, — проговорил он хрипло и упал перед ней на колени, прижимаясь лицом к шелку рубашки. — Ты так нужна мне.
Она шепотом окликнула его, и по тону ее было ясно, что она озадачена и не понимает, к чему эта его умоляющая поза.
— Франческа, — сказал он, сам не зная зачем, просто ее имя сейчас было для него самым важным в мире. Ее имя, и ее тело, и красота ее души.
— Франческа, — прошептал он снова, зарываясь в теплый шелк.
Ее руки опустились на его голову, и пальцы принялись теребить завитки волос. Он мог бы так стоять перед ней часами, но она вдруг опустилась на колени тоже и прижалась к нему, выгибая шею и осыпая его лицо поцелуями.
— Я хочу тебя, — прошептала она. — Пожалуйста. Майкл застонал, притянул ее к себе, затем поднял на ноги и повлек к постели. В одно мгновение они оказались среди простынь, на мягко пружинящем под ними матрасе.
— Фрэнни, — шептал он, поднимая шелк рубашки. Ладонь ее легла ему на затылок, и она притянула его к себе и поцеловала крепко и жарко.
— Ты нужен мне, — сказала, почти простонала она. — Ты так нужен мне.
— Я хочу видеть тебя всю, — говорил он, срывая с нее нежный шелк. — Я хочу чувствовать тебя всю.
Франческа пылала тем же нетерпением, и пальцы ее принялись развязывать пояс его халата и распахивать его полы, за которыми открылась широкая грудь, покрытая пухом волос. Она прикоснулась к этой груди, едва ли не изумляясь, что вот ее рука касается его кожи.
Никогда она не думала, что будет с ним, вот так. Не в первый раз она видела его обнаженным и касалась его не впервые, но сегодня все было по-иному.
Теперь он был ее мужем.
В это трудно было поверить, однако у нее было ощущение, что все идет как надо. Все правильно.
— Майкл, — шепнула она, стягивая халат с его плеч.
— М-м?.. — отозвался он, целуя ямку у нее под коленом. Она откинулась на подушки и напрочь забыла, что собиралась сказать — если вообще собиралась сказать что-нибудь.
От его ласк ее одолели лень и истома, и она способна была только на одно: лежать и наслаждаться, лишь время от времени поднимая руку и касаясь пальцами той части его тела, до которой могла дотянуться.
Она наслаждалась тем, что ее лелеют.
Тем, что ей поклоняются.
Что ее любят.
В этом было что-то от смирения.
В этом было что-то от совершенства.
В этом было что-то от священнодействия и что-то от совращения, и от этого у нее захватывало дух.
Губы его проследовали по пути, который проложили его руки, и остановились меж ее грудей.
— Франческа, — прошептал он, покрывая поцелуями ее грудь. Он коснулся языком соска, схватил его губами, нежно куснул.
Реакция ее была мгновенной и сильной. Тело ее содрогнулось, пальцы впились в простыни, отчаянно отыскивая точку опоры в мире, который внезапно покачнулся.
— Майкл! — ахнула она, выгибая спину. Она хотела этого, и она хотела его, и она хотела, чтобы это продолжалось вечно.
— Как хорошо! — хрипло шепнул он, и она почувствовала его жаркое дыхание на своей коже. Он передвинулся, готовясь войти в нее. Лицо его оказалось прямо над ее лицом, нос к носу, глаза его горели как уголья и не отрывались от нее.
Франческа пошевелилась под ним, устраиваясь так, чтобы ему войти глубже.
— Ну же, — шепнула она, и это было наполовину приказом, наполовину мольбой.
Он продвигался медленно, но решительно. Она чувствовала, как открывается навстречу ему, тянется к нему, и наконец поняла, что он полностью вошел.
— О Боже мой! — прохрипел он, лицо его было искажено от страсти. — Я не могу… я должен…
В ответ она изогнулась под ним, прижимаясь к его бедрам еще теснее.
Он начал двигаться внутри ее, и с каждым его рывком новая волна обжигающей чувственности разбегалась по ее телу. Она произнесла его имя, потом уже не могла говорить и только хватала воздух ртом, по мере того как темп становился все безумнее и отчаяннее.
А потом на нее накатила ослепительная, как молния, волна наслаждения. Казалось, все тело ее взорвалось, и она закричала, не в силах держать в себе чувство такого накала. Майкл врезался в нее все сильнее, снова и снова. В момент пика он выкрикнул ее имя, как если бы это была молитва и благословение, а затем тяжело повалился на нее.
— Я слишком тяжелый, — сказал он и даже сделал попытку сползти с нее.
