почти вплотную. – Я – твой.
Лорд выругался, отступил и схватился за дверь дрожащей рукой.
– Неужели это тебя не убивает?
– Не пытайся быть лучше, чем ты есть на самом деле, – прошипел барон. – На это больно смотреть.
И прежде чем Гарет успел что-нибудь ответить, барон выскочил из комнаты.
Несколько секунд Гарет стоял неподвижно, словно что-то в его теле требовало абсолютного покоя.
А потом... Он вскинул вверх руки, скрючив пальцы наподобие когтей, сжал зубы, чтобы не завопить, но звуки – гортанные, низкие, звериные – все же пробились наружу.
Он был словно раненый зверь. Все это было ему ненавистно. Но почему?
Почему барон все еще обладает над ним такой властью? Ведь он ему не отец. Никогда им не был, и, черт возьми, Гарет должен этому радоваться.
Не было ничего, кроме боли. Ничего, кроме маленького мальчика внутри его, который всегда старался, но никогда не понимал, почему он недостаточно хорош.
– Надо уехать, – пробормотал Гарет, вырываясь в коридор. Надо уехать туда, где нет людей.
Он не вынесет общения. И не по причинам, о которых говорил отец, а просто...
– Мистер Сент-Клер!
Он поднял голову. Гиацинта.
Девушка стояла в коридоре, одна.
Гарет понимал, что она живет полной жизнью, у нее есть семья. Она знала, кто она. Знала, где ее место в жизни. И в этот момент он никому не завидовал больше, чем ей.
– С вами все в порядке? – спросила Гиацинта. Он ничего не ответил, но это ее не остановило.
– Я видела вашего отца внизу. Он страшно рассержен, увидел меня и рассмеялся.
Гарет так сжал кулаки, что ногти впились ему в ладони.
– Почему он рассмеялся? – недоуменно спросила Гиацинта. – Я едва его знаю и...
Он смотрел мимо ее плеча на какое-то пятно на стене, но так как она замолчала, он перевел взгляд на ее лицо.
– Мистер Сент-Клер? Вы уверены, что все в порядке? – Она наморщила лоб и добавила мягче: – сказал что-то, что вас расстроило?
В одном его отец был прав. Гиацинта Бриджертон была безупречна. Она могла быть несносной, самоуверенной, слишком болтливой и частенько раздражала, но внутри – там, где это имело значение, – она была безупречна.
И он услышал голос барона:
«Ты никогда ее не получишь.
Ты для нее недостаточно хорош.
Ты никогда...
Полукровка. Полукровка. Полукровка».
Он посмотрел на нее. Посмотрел по-настоящему, оглядел лицо, плечи, открытые в низком, соблазнительном декольте. У нее была небольшая грудь, но она, очевидно, была приподнята каким-то хитроумным приспособлением, дабы завлекать и обольщать, и у самого края темно-синего выреза платья была видна соблазнительная ложбинка.
– Гарет? – прошептала Гиацинта.
Она еще никогда не называла его по имени. Он разрешил ей это, но до сих пор она его так не называла. Ему захотелось дотронуться до нее. Нет, ему захотелось поглотить ее полностью.
Гарет хотел использовать ее, доказать самому себе, что он такой же хороший, как она, что он достоин ее, и, возможно, показать отцу, что он принадлежит к тому же кругу, что и он, что он не развратит ни единой души, до которой дотронется. Но больше всего этого он просто хотел ее.
Ее глаза расширились, когда он приблизился к ней. Гиацинта не отступила. Ее губы разомкнулись, и он услышал частое, прерывистое дыхание девушки. Она, может быть, не сказала «да», но и не отказала тоже. Гарет обнял ее за талию и прижал к себе. Он хотел ее. Боже, как он ее хотел. Она была нужна ему больше, чем ее тело. И она нужна была ему сейчас!
Его губы нашли ее рот, и это не было похоже на первый поцелуй – нежный, соблазняющий, дразнящий.
Он просто ее поцеловал. Гарет раздвинул языком ее губы и проник внутрь – в жаркую, влажную темноту. Он почувствовал ее руки у себя на шее и услышал, как стучит ее сердце. Она тоже его хотела. Возможно, она этого не понимала, не знала, что ей с этим делать, но она его хотела.
И Гарет почувствовал себя королем.
Его сердце вырывалось из груди, а тело – напряглось. Каким-то образом она оказалась прижатой к стене, а его руки заскользили по ней, пока не достигли мягкой выпуклости груди. Он нежно, так чтобы не напугать ее, сжал одну грудь.
Она была идеальна, и он почувствовал ее реакцию через платье.
