быть, очень страдает от боли.
— Ну, чтобы здесь выжить, надо быть очень крепким, — с теплотой в голосе отозвалась Эгги. — Тут как-то одному парню руку отхватило машиной для рубки тростника, так он ее завернул в простыню и принес нам, чтобы мы ему пришили ее. Ну, мы, конечно, не смогли помочь бедняге — он ведь добирался к нам целый день, если не больше. Ну, ладно, — и она взглянула на Грейс с интересом. — Так что же ты хотела?
— Мне нужна работа, — сказала Грейс. — Я коплю деньги к свадьбе. Мой жених работает в Клонкарри, и он хочет, чтобы я побыла здесь, пока он не построит нам дом.
— Ясно, — сказала женщина. — Так ты выходишь замуж за парня из Австралии?
— Да, — сказала Грейс. — Мы познакомились, когда он лежал в госпитале, где я работала во время войны.
— Да?
— Я не кончала курсов медсестер, — продолжала Грейс, — но я почти всю войну добровольно работала в госпиталях.
— Наверное, это было ужасно, — сказала Эгги Клегг. — Теперь, я думаю, тебя ничто не может удивить — ты ведь видела все эти ужасные боевые ранения и увечья.
Грейс кивнула.
— Но я никогда не принимала новорожденных.
Эгги Клегг засмеялась.
— В нашей больнице это редко случается, — сказала она. — Женщины, работающие в поле, просто присядут на минутку, а потом, когда ребенок родится, опять идут работать. Если кто и заболеет, то обращается за помощью к медсестрам, которые регулярно объезжают всех. А в больницу попадает тот, кто уж очень плох, да аборигены приходят — просят какое-нибудь «волшебное» лекарство. В это время года основная наша работа — сотрясение мозга и ссадины после драк. На этих парней с ферм просто нет управы, когда они напьются. Но раз ты привыкла к солдатам…
— Так вы возьмете меня? — с надеждой в голосе спросила Грейс.
— Обычно я не беру сестер без диплома, — сказала Эгги, — но дело в том, что сейчас нам ужасно нужны люди. Здесь вообще мало женщин. Если бы ты не была помолвлена, тебя бы окрутили здесь за месяц. Вот в чем моя трудность, видишь ли: солдаты возвращаются домой — и все мои медсестры выходят замуж и бросают работу. Тут еще осталась парочка пожилых, но молодых мне здесь уже не удержать.
— А вы замужем, сестра? — спросила Грейс.
— Да, ради Бога, называй меня Эгги. Мы здесь не привыкли церемониться. Нет, я не замужем. Ни у кого не нашлось такой большой кровати… — И она громко расхохоталась.
Сестра Клегг сразу понравилась Грейс, и она с увлечением начала работать в Королевской больнице Северного Квинсленда. Но хотя больница не могла похвалиться строгой дисциплиной, работа была не из легких. Людей не хватало, а большинство пациентов и в самом деле были тяжело больны, так как менее серьезные болезни лечились домашними средствами или просто стоически игнорировались. Как и предупреждали Грейс, это была суровая страна, и выживали здесь только самые крепкие.
Первое письмо от Брюса пришло, когда она уже проработала пару недель. Оно было написано на листке, вырванном из ученической тетради, и почерк тоже был похож на детский. Ей подумалось, что Брюс не очень-то часто что-нибудь пишет — и это подтверждалось множеством ошибок.
«Дорогая Грейси!
Надеюсь, ты в хорошем здоровье и настроении. У нас с Фредди все очень хорошо, и мы уже расчистили и разровняли большой участок взлетной полосы. Мы уже собрали самолет, и я никак не дождусь, когда же мы поднимем его в воздух. К сожалению, погода нас подводит — некоторые участки полосы еще слишком сырые, чтобы их закончить. А тут еще мухи и комары чертовски мешают. Посмотрела бы ты на Фредди — у него лица не видно от укусов. К счастью, я им, видно, не по вкусу.
А домом заняться времени пока не было. Сначала надо было построить ангар для самолета. Есть тут одна развалюха, где мы спим, но ты бы не назвала ее уютной — это просто лачуга! Сейчас нам нужно только солнце, чтобы полоса подсохла, да еще чтобы кто-нибудь захотел полететь с нами. Я рад, что у тебя есть хорошая работа, хотя Фредди и говорит: ужасно, что ты работаешь. Я ему сказал, что когда ты сюда приедешь, тебе здесь еще как придется работать, поэтому захлопни ракушку!
Я скучаю без тебя, Грейси. По ночам я сижу у дома и смотрю на звезды и огромное пустое небо, и думаю о тебе и жалею, что тебя нет со мной. И я не могу тебя обнять, прижать к себе. Пиши мне почаще. Когда я читаю твои письма, мне кажется, что ты рядом со мной.
Любящий тебя Брюс.
P. S. Фредди передает тебе привет.
Сообщаю тебе, что самолет мы назвали „Грейс“».
Грейс перечитывала письмо несколько раз, улыбаясь природной жизнерадостности Брюса, так и бившей через край. Ее, правда, немного расстроили ошибки в письме, но затем она поняла, что все это — неотъемлемая часть бесшабашного, смелого мужчины, которого она полюбила. По крайней мере, он думает о ней и даже нашел время написать ей. На душе у нее потеплело и в тот же вечер она написала ему в ответ веселое письмо, полное забавных событий и происшествий, случившихся с ней и Эгги Клегг в Королевской больнице Северного Квинсленда.
К концу января дожди пошли с новой силой. Весь месяц ливни и грозы перемежались солнечными днями, и лужи успевали высохнуть. Но теперь клубящиеся грозовые облака постоянно висели над горами, и бесконечный поток превратил сады в озера, а тропинки — в болотца. Ничего нельзя было просушить, потому что даже тогда, когда дождь стихал, влажность была очень велика. Каждое усилие давалось с трудом, и, приходя в больницу по вязкой грязной каше, в которую превратились дорожки, она чувствовала себя так, словно на нее вылили ведро воды. Эта гнетущая атмосфера действовала на нее ужасно; у нее постоянно болела голова, и ей казалось, что она заболевает.
— Ты похожа на то, что кошка притаскивает с охоты, — как-то утром заметила Эгги, когда Грейс пришла во влажном помятом платье, с таким уставшим видом.
— Мне очень трудно в этом климате, — сказала Грейс. — Я не могу спать по ночам, и мне кажется, что силы оставляют меня.
— Ничего, привыкнешь, — сказала Эгги. — Нужно время, чтобы кровь стала не такая густая, но зато потом ты не сможешь выносить холод.
— Ну, я не думаю, что в Клонкарри будет очень холодно, — философски заметила Грейс, — поэтому чем скорее я привыкну, тем лучше.
— Вот и хорошо, значит, ты можешь пойти и помочь мне заняться старым Тедом и его искалеченной ногой, — сказала Эгги. — Доктору она не очень-то нравится. Он думает, гангрена идет дальше. Может, придется ему все-таки ее отрезать.
— Это ужасно, — сказала Грейс. Она успела привязаться к разудалому старичку, который всегда был жизнерадостным, несмотря ни на что. — И как же он будет управляться на ферме?
— Уж как-нибудь придется, — сказала Эгги. — Но если гангрену ему не остановить, она прикончит его самого.
Они пошли по крытому крыльцу, слушая, как барабанит дождь по жестяной крыше. Тед весело улыбнулся им.
— Если бы я сейчас был дома, мне пришлось бы в такую погоду идти кормить кур и свиней, — сказал он. — А сейчас это за меня делает чертов бедняга — скотник.
— Веди себя как полагается сегодня, Тед, — сказала Эгги. — И смотри, не ругайся. С минуты на минуту к тебе придет доктор.
Она начала разматывать бинт. Нестерпимый запах гниения заполнил всю комнату, и Грейс почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Но она заставила себя спокойно держать поднос, на который Эгги клала грязные бинты.
— Видно, сегодня дело худо, — стрекотал между тем Тед. — Наша сестричка из Англии аж позеленела. Что, милочка, наши австралийские раны слишком тяжелы для твоего нежного сердца, а?
