белая крахмальная шапочка.
— Сюда. Живо! — прогудел голос.
— Я только что прибыла, и мне велено сразу же доложиться старшей сестре больницы, — Грейс показала на свой чемоданчик.
— Она может подождать, — сказала женщина своим низким голосом, широко, по-йоркширски артикулируя гласные. — У меня тут горы работы, а делать ее некому. Положите чемодан и накидку в гостиной и идите сюда. Идет война, знаете ли, и мне надо делать перевязки.
С облеченными властью не поспоришь. Грейс сделала, что ей было велено, и очутилась в плохо освещенной моечной комнате прямо перед раковиной, полной грязных суден. Не успела она осознать, в какую попала переделку, как в конце коридора раздалось резкое громыхание и появилась каталка, которую толкала высокая долговязая молоденькая медсестра в косынке, как у Грейс, из-под которой выбивалось несколько непослушных кудряшек.
Никогда я не научусь справляться с этой штукой! — простонала она, влетая в комнату. Каталка ударилась о дверную раму и, наконец, остановилась, упираясь в шкаф. — Увы, еще один груз «этой радости». — Она начала выгружать вновь привезенные судна и утки.
Лицо Грейс, видимо, выдало ее мысли, потому что сестра-доброволец спросила:
— Не то, чего вы ждали, да?
Грейс услышала аристократический выговор, так похожий на ее собственный, и слабо улыбнулась.
— Я только что приехала, — сказала она. — Могли бы хотя бы дать мне отдышаться.
— Знаю, — отозвалась незнакомая девушка. — Я здесь уже целых два дня, а меня еще ни разу не подпустили ни к одному пациенту. На добровольцев здесь смотрят как на смертельно опасные орудия, которые надо держать от греха подальше. Меня зовут Дафна Страуд. — Она протянула руку. — Поосторожнее с пузырями, — добавила она, когда Грейс взяла ее за руку. — Скрести горшки — жуткое дело для непосвященных.
— Я — Грейс Притчард.
— Добро пожаловать на войну, Грейс. Хотя не могу сказать, чтобы тут было очень захватывающе. И подумать только, что я пошла добровольцем ради интереса, — добавила она. — Я была на вечеринке в честь выхода в светское общество в «Дорчестере», и мы начали говорить о том, что надо внести свой вклад в победу. И вот на следующее утро все отправились и записались добровольцами, даже не сняв вечерних нарядов. Это было просто потрясающе! Они не знали, как обращаться с девушками в бархате и драгоценностях.
Дафна так напоминала тех девушек, с которыми Грейс училась в школе: богатая, аристократичная, уверенная в том, что вся жизнь — это одна большая шутка. Сама Грейс попала в такую школу благодаря стипендии, из дома сельского викария, и поэтому в основном наблюдала за ними из-за кулис, гадая, не присоединится ли она сама когда-нибудь к этой «шутке». Но Дафна была такая жизнерадостная и энергичная, что не могла не нравиться.
— Не похоже, чтобы тут было много захватывающих событий, — отозвалась она, оглядывая комнатенку без окон и гору ожидающих мытья суден.
— Боюсь, что нет, — сказала Дафна. — Милочка, не могу даже передать, как я была разочарована, когда мне сказали, что посылают меня в Истборн. Я сказала им, что хотела бы попасть во Фландрию, или Францию, или куда-нибудь еще, где хоть немного интересно, но мне ответили, что я теперь — часть «усилий к победе» и должна ехать, куда пошлют.
— Я только что вернулась из Франции и не думаю, чтобы вам там особо понравилось, — сказала Грейс.
Голубые глаза Дафны широко распахнулись.
— Вы были во Франции — на фронте?
Грейс кивнула.
— На меня упала стена, и меня отправили домой выздоравливать.
Дафна поморщилась:
— А я тут попала пальцем в небо: обращаюсь с вами, как с новенькой, когда вы уже закаленный боец, — сказала она. — Расскажите же мне, как там?
— Там… — Грейс помотала головой.
— Извините. Наверное, все это еще слишком болезненно, — сочувствующе проговорила Дафна. — Ну, ничего, здесь у вас, наверное, будет даже слишком много спокойствия и тишины. — Рассмеявшись, она закатала рукава и начала работать за соседней раковиной. — Мои друзья дразнят меня, что я получу медаль за то, что буду возить престарелых полковников в инвалидных колясках.
— Уж лучше то, чем вот это, — отозвалась Грейс, с омерзением морща носик, и налила побольше дезинфектанта. — Как вы думаете, нас когда-нибудь допустят до пациентов?
— Надеюсь, — сказала Дафна. — Я только рада, что при дворе появилась раньше, чем война сделала мои руки этими ужасными руками судомойки. Можете себе представить, что сказала бы королева, если бы дотронулась до такой вот ручки? — Она снова хихикнула, и стерла с кончика носа мыльный пузырь, оставив на его месте сразу несколько.
— Хорошо, если бы нас назначили дежурить вместе, — сказала Грейс. — Та, другая, сестра показалась мне такой…
— Накрахмаленной? — спросила Дафна. — Они все такие. Жуткие старые коровы, эти штатные медсестры: все время тычут в нос правила и порядки. Меня ужасно отчитали, потому что я в первое утро нарумянилась. Милочка, я во всем этом белом — просто как привидение. Ну, как вы думаете, мы перемоем эту зверскую гору до ленча? Они здесь так жучат пациентов — казалось бы, можно было запретить им писать чаще одного раза в день, правда?
Грейс невольно рассмеялась.
— Здесь и правда одни старые полковники? — спросила она.
— Как я поняла из того, — начала Дафна, — что сестры говорят в общей комнате, и что я сама заметила, заглядывая в палаты, пока собираю «эту радость», я поняла, что мы сюда получаем тяжело раненных после того, как их подлатают на фронте. Некоторые из них контужены. Вы услышите их ночью. Они кричат и плачут. И есть палата, полная тех, кто отравился газами. Их легкие испорчены, и они все время кашляют и сплевывают. На самом деле все это довольно ужасно, — и она вздрогнула.
Ее мрачное предположение подтвердилось после того, как Грейс явилась к старшей сестре больницы. Казалось, эта внушающая трепет дама вытесана из гранита: ее каменно-упрямое лицо было под стать ее серому форменному платью.
— Добро пожаловать в больницу «Святая Катерина», сестра Притчард, — сказала она, ненадолго подняв глаза, чтобы пожать Грейс руку. — Ваше дело — не мешаться под ногами моих медсестер, чтобы они могли заниматься делом. Я не запрашивала неподготовленный персонал, — продолжила она, — но, к сожалению, я должна вас принять, нравится мне это или нет. Вы, девушки-аристократки, удивительно мешаете. И я хочу, чтобы вы запомнили одно: никаких фамильярностей с больными. Вопросы есть?
Ее презрительная снисходительность была обидной.
— Я только что вернулась из Франции, — сказала Грейс. — Надеюсь, мне будет позволено нечто большее, чем только мыть судна.
— Ах, да, Франция, — сказала матрона, опуская глаза на то, что, несомненно, было личным делом Грейс. — Вы были ранены?
Грейс кивнула.
— Меня отправили домой с сотрясением мозга.
— А! — Стальные глаза смотрели на нее оценивающе. — Мы дадим вам несколько дней и посмотрим, как у вас пойдет, хорошо? — И она снова начала что-то писать.
Когда разговор был таким образом закончен, Грейс отнесла свой чемоданчик по черной лестнице на продуваемую мансарду, в которой стояло десять коек армейского типа, застланных армейскими одеялами защитного цвета. Выглядела она непривлекательно, но это не имело значения. Сейчас практически все не имело значения. Единственно важным было — все время что-то делать. Грейс положила чемоданчик на свободную койку у окна, поправила косынку и спустилась вниз.
