области вне ее сегодняшних знаний и возможностей. Какого бы сорта припадок не случился с Нэнси Гринли, Сьюзен была безумно рада, что он прошел так быстро.
Сьюзен виновато огляделась, чтобы проверить, не видел ли кто ее действия, и с облегчением убедилась, что вокруг никого нет. Кардиомонитор, расположенный над кроватью Нэнси, продолжал регистрировать спокойный нормальный ритм. Экстрасистол не было.
У Сьюзен возникло неприятное чувство, что она делает что-то не так, чем-то злоупотребляет, за что в один прекрасный момент может оказаться наказанной, – например, если у Нэнси Гринли опять случится припадок. Сьюзен быстро решила, что она воздержится от дальнейших экспериментов с больной, по крайней мере до тех пор, пока не прочитает соответствующую литературу.
Стараясь придать себе безразличный вид, Сьюзен направилась к центральному посту. Истории болезни хранились в круглом стальном стояке, водруженном на постовом столе. Левой рукой Сьюзен начала поворачивать стояк с историями, он заскрипел. Сьюзен стала вращать его медленнее, но скрип продолжался.
– Могу я вам помочь? – спросила Джун Шергуд из-за спины Сьюзен, заставив ее отдернуть руки, как ребенка от банки с вареньем.
– Я только хотела найти одну историю болезни, – сказала Сьюзен, ожидая услышать от медсестры несколько неприятных слов.
– Какую историю? – голос Шергуд звучал вежливо.
– Нэнси Гринли. Я хотела бы проверить одну идею относительно ее лечения.
Джун Шергуд порылась в историях болезни и вернулась с историей Нэнси Гринли.
– Вам, вероятно, вот здесь было бы удобнее работать, – сказала Шергуд, с улыбкой указывая на дверь.
Сьюзен поблагодарила ее, радуясь возможности ретироваться. Дверь, на которую указала Шергуд, вела в крошечную комнатку, вдоль одной стены которой выстроились застекленные медицинские шкафчики, закрытые на ключ. Вдоль остальных трех стен шла неширокая стойка. Слева находилась раковина умывальника, а в левом углу стояла непременная кофеварка.
Сьюзен присела. Хотя Нэнси Гринли находилась в госпитале всего две недели, ее история была очень пухлой. Это было обычным фактом для всех пациентов БИТа. Постоянный трудоемкий процесс лечения генерировал груды бумаг.
Сьюзен вытащила остатки своего бутерброда с тунцом, молоко и налила себе чашку кофе. Затем она вынула свой блокнот, вырвала из него несколько чистых листов и приступила к работе. Она никогда раньше не сталкивалась с историями болезней и поэтому потратила несколько минут, разбираясь в ее содержании. Сначала шел лист назначений, затем страницы с графиками жизненных показателей больной. Потом – анамнез жизни и данные медицинского обследования на день поступления. Оставшаяся часть содержала текущие записи, протокол операции и анестезии, записи медсестер, бесчисленные данные лабораторных, рентгеновских и всяких других исследований и процедур.
Так как Сьюзен точно не знала, что ищет, она решила копировать все подряд. На этом начальном этапе расследования еще не было способа определить, какая информация окажется наиболее важной. Сьюзен начала с имени, пола, возраста и расы Нэнси Гринли. Затем она скопировала данные на момент поступления, которые были весьма скудны, так Нэнси Гринли была вполне здоровой девушкой. Это были отрывки семейного анамнеза, включающего упоминания о том, что у бабушки Нэнси был инсульт. Единственная болезнь, которой Нэнси переболела в восемнадцать лет – мононуклеоз, – завершилась без последствий. При объективном осмотре по системам органов было обнаружено, что сердечно-сосудистая и дыхательная системы были совершенно нормальными. Сьюзен скопировала и результат теста на беременность – отрицательный, анализы свертываемости крови, группу крови, результаты тканевого типирования, рентгена и ЭКГ. Там были также биохимические анализы, включающие целую батарею тестов. Все показатели Нэнси Гринли укладывались в норму.
Сьюзен проглотила остаток своего бутерброда и смыла его в желудок глотком молока. Перевернув страницу с описанием операции, она нашла лист анестезии и списала состав премедикации: демерол и фенерган были введены Нэнси Гринли в 6.45 одной из медсестер в Беард-5. Была использована эндотрахеальная трубка номер восемь. Два грамма пентотала были введены внутривенно в 7.24. Ингаляция галотана, закиси азота и кислорода началась в 7.25. Концентрация галотана в газовой смеси, подававшейся через термокомпенсированный испаритель Флюотек, была сначала двухпроцентной. Через несколько минут ее снизили до одного процента. Закись азота и кислород подавались со скоростью 3 и 2 литра в минуту соответственно. Первая инъекция сукцинилхолина для миорелаксации в дозе 2 кубика 0.2% раствора была введена в 7.26, вторая – в 7.40.
Сьюзен заметила, что давление, стабильно державшееся на плато 105/75, в 7.48 упало. В этот момент концентрация галотана была уменьшена до 0,5%, подачу закиси азота снизили до двух литров в минуту, а кислорода увеличили до трех. Кровяное давление поднялось до 100/60. Сьюзен срисовала график давления из листа анестезии.
С этого момента записи в листе анестезии стало трудно разбирать. Как Сьюзен удалось понять, давление оставалось 100/60, пульс – 70 ударов в минуту. Хотя ритм сердца был более-менее стабильным, наблюдались некоторые его нарушения, но доктор Биллинг подробно их не описал.
Из записи Сьюзен узнала, что Нэнси Гринли вывезли в послеоперационную в 8.51. Там с помощью нейростимулятора проверили функционирование периферических нервов Нэнси, так как с самого начала подозревали, что дополнительная доза сукцинилхолина не смогла метаболизироваться в крови Нэнси. Была проверена функция обоих локтевых нервов, и обнаружено, что причина должна корениться центральнее, в мозге.
На протяжении ближайшего часа Нэнси Гринли ввели 4 миллиграмма наркана, чтобы исключить идиозинкразическую гиперчувствительность к наркотикам, использованным для премедикации. Никакого результата. В 9.15 Нэнси ввели 2,5 миллиграмма неостигмина, на случай, если паралич ее мышц был связан с курареподобным конкурентным блоком нервов, хотя результаты нейростимулирующего теста и не указывали на это. Нэнси Гринли также перелили два объема свежей замороженной плазмы с подтвержденной холинэстеразной активностью, чтобы разрушить оставшийся в крови сукцинилхолин. Оба этих мероприятия привели к слабому подергиванию некоторых мышц, и больше никакого результата не было.
Протокол анестезии заканчивался сжатым резюме, записанным рукой доктора Биллинга: 'Отсроченный приход в сознание после анестезии; причины неизвестны'.
Следом Сьюзен обратилась к протоколу операции, надиктованному доктором Мейджором.
'Дата: 14 февраля 1976.
Предоперационный диагноз: дисфункциональное маточное кровотечение.
Постоперационный диагноз: тот же.
Хирург: доктор Мейджор.
Анестезия: общая эндотрахеальная с галотаном.
Потеря крови: около 500 миллилитров.
Осложнения: отсроченный приход в сознание после окончания анестезии.
Протокол: После соответствующей премедикации (демерол и фенерган) пациентка была доставлена в операционную и подключена к кардиомонитору. Она была без осложнений введена в наркоз с использованием эндотрахеальной трубки. Промежность обработана и подготовлена обычным способом. Бимануальным исследованием выявлены нормальные яичники, придатки и антерофлексная матка. Во влагалище введено и зафиксировано зеркало N 4 Педерсона. Сгустки крови удалены отсосом. Шейка матки без особенностей. По ультразвуку, размеры матки пять сантиметров. Дилятация шейки матки без особенностей, травматизация минимальная. Использованы дилятаторы с N 1 по N 4. Выскабливание эндометрия произведено кюреткой №3 Сайма. Образцы посланы на гистологию. Кровотечение к концу операции минимальное. Зеркало удалено. К этому моменту стало ясно, что больная не приходит в себя после анестезии'.
Сьюзен опустила уставшую правую руку и потрясла ею. У нее была привычка писать, так крепко сжимая карандаш, что нарушался ток крови в пальцах, и теперь кончики пальцев пощипывало. Прежде чем снова приняться за работу, она сделала несколько глоточков кофе.
