столетия, время империй вернулось — вентимильский миньяк Алер, могучий колдун, раскрывший секреты древнего волшебства, обрушился на мир, будто волна прилива на низкоземье.
Готфрид вздрогнул. Когда же этим валом захлестнет крошечный Гудермут — нынешним летом? Или Алер выждет год?
— Теперь понятно, почему Долвин вызывает отца, — сказал юноша.
Анье промолчала. Лишь кивнула, стиснув его ладонь похолодевшими влажными пальцами.
Обычно она не лезла в карман за словом — щебетала без умолку, все выдумывала сумасшедшие планы побега из родного замка, чтоб стать первой придворной леди и вернуть то, что мать потеряла ради Касалифа и скромного титула «сафайрина».
— Говорят, Нерода и тоалы убивают всех, и, боюсь, слухи не преувеличены, — произнес Саймен тихим, полным ужаса голосом.
— Это не выдумка? — спросил Митар. — Ты их видел?
— Нет, но я насмотрелся на их жертв.
Тоалы, чаще называемые мертвыми вождями, и их командир Нерода Невенка были жутчайшими из древних существ, найденных восточными колдунами. Покойники владели магической силой, не внятной более никому. Тоалов нельзя было убить, ибо они давным-давно погибли в битвах ушедших эпох.
— Надо сообщить отцу. — В голосе Саймена по-прежнему звучало смятение, но теперь — и горькая решимость.
«Он считает, мы все висим на волоске, — подумал Готфрид. — И волосок этот — в чужих руках».
Его мечты о силе и славе мгновенно рассыпались перед страхом. Какой глупец! Тоже мне, великий воин! А как тебе мертвые вожди? Кто устоит перед ними? Разве что магистр Братства. Но уж никак не мальчишка-калека из Касалифа. Дурак ты, Готфрид!
Толпа молчаливо побрела к замку.
— Расхотелось мне в Хартог. Не так уж там будет весело, — шепнула Анье.
— Угу, — согласился брат.
Новость уже разнеслась — гром среди ясного неба, пророчество грядущих бед.
«На волоске, в чужих руках», — мысленно повторил юноша, глянув в сторону границы.
А день казался таким обыденным, и привычные западные ветры Гревнинга не предвещали войны.
Сафайр встретил отряд у ворот. Он был почти карикатурно тощ, высок и жилист, и потому сам себя объявил наиуродливейшим из смертных. За исключением Саймена, дети его пошли в мать. В молодости сафайрина блистала красотой при королевском дворе в Катише. Спустя четверть века гудермутская знать все еще удивлялась: как же хозяин Касалифа умудрился завоевать такую женщину?
На суровом, спокойном лице улыбка всегда была исторической редкостью, но в этот день отец выглядел куда угрюмей обычного.
— Сосед принял наш урок близко к сердцу? — спросил он у Саймена.
— Про своих бандитов Хатсинг слова не сказал, — ответил тот. — У него сейчас другое на уме.
Воин объяснил, что именно.
— Теперь понятно, почему Долвин зовет. Мы — следующие, вот сильные мира сего и засуетились. А какой смысл, если на победу нет шансов?
Если миньяк захочет захватить Гудермут, одно из множества слабых государств на задворках империи, шансов и вправду нет. Вентимилья уже разрослась почти до размеров Андерле в зените могущества, а с таким оружием, как Нерода Невенка, тоалы и генерал-маги, Алер пришлепнет королевство, словно муху. И войско его несметно.
Память древнего мира уходила далеко вглубь. Каждый уголок полнился живым колдовством — его отзвуками, тенями и призраками. Человек, наделенный силой, где угодно мог прикоснуться к прошлому, ощутить эхо былых чар. Но чтоб дотянуться до них и удержать, нужны были недюжинные силы и воля.
Миньяк Вентимильи обладал и тем и другим. Он ковал свою империю из обломков королевств, подобных Гревнингу и Гудермуту.
— Разве все так уж безнадежно? — спросил Митар. — В конце концов, они ведь обычные люди — как мы.
— «Безнадежно» — не то слово, — пробурчал сафайр. — Кстати, а вы что здесь делаете? Бельтар, ну-ка веди их назад, на тренировочное поле. Готфрид, Анье, почему не за учебой? Миркен, седлай коня!
Через четверть часа сафайр с оруженосцем уехали к замку Долвина. Готфрид и Анье смотрели им вслед.
— Готов спорить, ты уже придумала, как обернуть эту беду в свою пользу, — проворчал юноша.
— В свою пользу? — повторила сестра озадаченно.
— Само собой. Ты во всем найдешь себе выгоду.
В моменты скверного настроения она казалась Готфриду жадной, вредной мелкой ведьмой. Настоящей эгоисткой, сдвинувшейся на глупеньких планах. Спит и видит, как отец шлет ее ко двору в Катиш или в какой-нибудь большой город Мальмберге или Бильгора, крупнейших королевств Запада. А еще лучше — в Сартайн, огромное островное поселение, сердце нынешней умалившейся империи.
Анье твердо решила как можно выгоднее выйти замуж.
— Не злись. Может, все это действительно мне на руку: теперь папа меня послушает и отправит подальше. Безопасности ради.
Девушка задумалась и вскоре принялась расписывать очередной беспроигрышный план.
Готфрид любил сестру и, как лучший друг, всегда терпеливо выслушивал ее. К тому же и на Анье, случалось, лился поток его мечтательного бреда — и та не смеялась.
— Лучше нам Плаена найти. Отец же проверит.
Сафайр был человеком педантичным.
— Ох, ко всем радостям еще и эта!
Анье питала не больше любви к учению, чем брат.
Их наставник, Микас Плаен, нанятый сафайром в Желтом ордене, послушничал в Братстве.
Это общество было пережитком древних времен, не вполне мирским, но и не монашеским. Походило оно скорее на секту мистиков. Официальной целью объявлялось сохранение, приумножение и передача знаний. Низшие члены Братства обычно служили придворными писцами, секретарями и, как в Касалифе, учителями благородных отпрысков.
Верхушку, однако, составляли могущественные маги. Все сильнейшие колдуны Запада входили в Братство, а главенствовали над ними чародеи, способные на равных тягаться с миньяком Вентимильи.
Братство составляли два старших ордена, Красный и Синий, и три младших: Белый, Желтый и Зеленый. Последние оставались верны цели, ради которой оно создавалось. Первые же занялись политикой. Они вмешивались в чужие дела, алкая и соперничая, стремились всех подчинить себе и прорваться к мирской власти. Старшие ордена оплели друг друга тысячами интриг. Сейчас наверху оказался Синий, но Красный активно отвоевывал позиции под руководством хитроумного, коварного и совершенно беспринципного магистра Гердеса Мулене. По слухам, Гердес вполне мог сделаться наместником Вентимильи.
Готфриду до этого дела не было. Политических и философских различий между орденами он не понимал, а видел лишь неприкрытую жажду наживы. Зачем усложнять? Ордена существуют, твердят про общие цели и знания, а друг с другом дерутся. И убивают.
Сегодня Плаен преподнес еще один скучнейший монолог про падение Андерле. Он не умел учить и мог оскучнить что угодно.
— Почему мы все твердим про Искушение и Близнецов? — возмутился Готфрид. — Они тысячу лет как мертвы!
— Помнится, ты вовсе не жаловался, когда говорили про Турека Аранта, Крисмера и прочих в том же роде.
— Так те были героями!
— А тебя только герои интересуют? За малым исключением, их истории для нас бесполезны. А вот Бессмертные Близнецы, Грелльнер, Арант и, в меньшей степени, Тайс Рогала оставили нам важное знание.
