мной по пятам, и до меня не сразу дошло, что он меня охраняет.
Я был одновременно обрадован и встревожен. Обрадован, потому что обо мне заботились и берегли меня, и встревожен, потому что дела мои стали настолько скверными. Я взглянул на свои руки. Сам не помню, когда я успел натянуть тетиву и положить стрелу на изготовку. Выходит, часть моего сознания тоже максимально настороже.
Все поглядывали на оружие, но никто ничего не спрашивал. Подозреваю, что в Отряде гуляли всяческие истории про меня.
Странно, что товарищи не приперли меня в угол и не потребовали объяснений.
Мятежники тщательно и методично накапливали силы за пределами дальности стрельбы нашего оружия. Кто бы ни возглавил их с этой ночи, ему удалось восстановить дисциплину. А кроме того, за ночь они изготовили целый арсенал осадных приспособлений.
Наши войска оставили нижний уровень. Там осталось лишь распятие, на котором корчилась форвалака… Корчилась. Получив столько ран, да еще прибитая к кресту, она все еще жила!
Командование перетасовало наши силы. Лучников теперь подняли на третий ярус, где полностью распоряжалась Шепот. Союзники, уцелевшие солдаты с первого уровня, люди Душелова и прочие расположились на втором. Душелов держал центр, лорд Джалена – правый фланг, а Ревун – левый. Попытались восстановить частокол, но он так и остался сильно поврежденным и будет слабым препятствием.
К нам подошел Одноглазый:
– Слышали последнюю новость, парни?
Я вопросительно приподнял бровь.
– Они утверждают, будто нашли свою Белую Розу.
– Сомневаюсь, – возразил я, поразмыслив.
– И правильно. Из Башни передали, что она фальшивая. Это просто уловка, чтобы поднять настроение у солдат.
– Так я и думал. Удивляюсь, почему они не додумались до этого раньше.
– Помянешь черта… – пискнул Гоблин и вытянул руку.
Я несколько секунд приглядывался и лишь потом заметил мягкое свечение, приближающееся к нам по проходу между вражескими дивизиями. Оно окружало девочку на крупной белой лошади. Девочка держала красное знамя с изображением белой розы.
– Не смогли даже обставить все как следует, – бросил Одноглазый. – Видишь мужика на гнедой лошади? Вот он и создает это сияние.
Однако все внутри меня сжалось от страха – а вдруг девочка и впрямь настоящая Белая Роза? Я посмотрел на свои руки, гадая, не подразумевала ли Госпожа, что ребенок тоже должен стать мишенью для моих стрел. Но нет – у меня не возникло желания послать стрелу в том направлении. В любом случае она не пролетела бы и половины разделявшего нас расстояния.
У дальнего края пирамиды я заметил Ворона и Душечку, оживленно переговаривающихся при помощи пальцев. Я направился к ним.
Ворон заметил меня и Гоблина, когда нас разделял десяток шагов. Он взглянул на мой лук, его лицо окаменело. В руке появился нож, которым он принялся чистить ногти.
От удивления я даже споткнулся. Я прекрасно знал этот трюк с ножом, но он прибегал к нему только в напряженные моменты. Но почему он выхватил нож передо мной? Я же не враг.
Я сунул лук и стрелу под левую подмышку и поздоровался с Душечкой. Она одарила меня широкой улыбкой и быстро обняла. Она-то точно ничего против меня не имела. Девочка попросила у меня разрешения посмотреть лук. Я позволил, но оружие не выпустил. Не смог.
Ворон не находил себе места, словно сидел на горячей сковородке.
– Да что с тобой, в конце концов? – не выдержал я. – Ты себя ведешь так, словно мы все зачумленные.
Поведение Ворона причиняло мне боль. Мы ведь с ним побывали кое в каких переделках, и он не имел права так себя вести.
Губы Ворона сжались. Он ковырял ножом под ногтями с таким ожесточением, что вот-вот мог пораниться.
– Так что?
– Не дави на меня, Костоправ.
Правой рукой я погладил по спине прильнувшую ко мне Душечку. Пальцы левой сомкнулись на стержне лука, костяшки приобрели цвет старого льда. Я был готов ударить Ворона. Не будь у него кинжала, у меня появился бы шанс начистить ему морду. Он, конечно, парень крутой, но я за долгие годы тоже кое-чему научился.
Душечка, казалось, не замечала возникшего между нами напряжения.
Гоблин встал между нами и посмотрел в лицо Ворону. Поза у него была столь же воинственная, как и у меня.
– У тебя проблема, Ворон, – сказал Гоблин. – По-моему, всем станет лучше, если мы обсудим ее вместе с Капитаном.
Ворон испугался. Он понял, пусть даже на мгновение, что создает себе врагов. Гоблина невероятно трудно вывести из себя. По-настоящему вывести, а не так, когда он дурачится с Одноглазым.
В глазах Ворона что-то потухло. Он показал на мой лук.
– Мальчик на побегушках у Госпожи, – процедил он.
Я больше огорчился, чем рассердился.
– Ты не прав, – возразил я. – Но даже если и прав, то что с того?
Ворон принялся нервно расхаживать. Его взгляд часто скользил по прильнувшей ко мне Душечке. Он хотел, чтобы она отошла от меня, но не мог подобрать приемлемых слов, чтобы высказать свое желание.
– Сперва без конца подлизывался к Душелову. Теперь к Госпоже. Что ты делаешь, Костоправ? Кого предаешь?
– Что? – Лишь присутствие Душечки помешало мне наброситься на него.
– Довольно, – отрезал Гоблин. Его голос был тверд, ни намека на писклявость. – Я употребляю свою власть. На вас обоих. Здесь. И сейчас. Мы идем к Капитану и все обговариваем начистоту. Или будем голосовать за твое исключение из Отряда, Ворон. Костоправ совершенно прав. В последнее время ты себя ведешь по-свински. Нам этого не нужно. У нас и так здесь хватает неприятностей. – Он ткнул пальцем в сторону мятежников.
Те ответили ему звуками горнов.
Разговор с Капитаном откладывался.
Было очевидно, что у мятежников новый командующий. Вражеские дивизии наступали медленным размеренным шагом, тесно сомкнув щиты, принимающие большую часть наших стрел. Шепот быстро приспособилась к их новой тактике и приказала гвардейцам обстреливать сосредоточенным огнем одно подразделение за другим, а лучникам ждать, пока тяжелые орудия не проделают бреши в стене щитов. Эффективно, но недостаточно.
Осадные башни и рампы с рокотом катились вперед, толкающие их солдаты не жалели усилий. Гвардейцы старались как могли, но сумели разбить лишь несколько щитов. Шепот оказалась перед дилеммой, ей пришлось выбирать между двумя целями. Она приказала обрушить огонь баллист на пехоту.
На сей раз башни подобрались ближе, и вражеские лучники смогли обстреливать наших. Но и наши стрелы долетали до башен, а наши лучники стреляли точнее.
Враг пересек ближайший ров, выдерживая массированный обстрел с двух ярусов, и лишь добравшись до частокола, нарушил строй и устремился к ослабленным участкам заграждения, но успеха не добился. Тогда они начали атаку по всему фронту. Рампы еще медленно подползали, и вперед бросились солдаты с лестницами.
Взятые не стали дожидаться темноты и обрушили на врага все, что смогли. Колдуны противника начали противодействие и, несмотря на понесенные потери, по большей части нейтрализовали усилия наших.
