Что можно сказать в такой момент? Что это может быть ошибка? Сами говорите Госпоже, что она своего дела не знает.
– В одном будущем победит твое глухое дитя. Но это наименее вероятный исход, и она погибнет ради победы вместе со всеми соратниками. В другом – мой супруг разорвет могильные оковы и восстановит свое Владычество. И тьма опустится на десять тысяч лет. А в третьем он сокрушен навеки. Это самое сильное, самое завораживающее видение… но цена высока. Скажи, Костоправ, есть ли боги? Я никогда не верила в богов.
– Не знаю, Госпожа. Я еще не встречал осмысленной религии. Они обычно непоследовательны. Боги, судя по описаниям их поклонников, большей частью – психопаты с манией величия и паранойей. Не знаю, как они живут со своим сумасшествием. Возможно, впрочем, что люди просто неспособны правильно интерпретировать действия существа, настолько их превосходящего. Может быть, каждая вера – это искаженный и извращенный осколок истины. Может быть, и есть силы, лепящие наш мир. Но я никогда не мог понять, зачем богу в столь громадном мире волноваться из-за человеческих судеб или молитв.
– Когда я была девочкой… у нас с сестрами был учитель.
Заметил ли я? Да я весь обратился в слух, от макушки до пят.
– Учитель?
– Да. Он утверждал, что мы и есть боги, что мы творим собственную судьбу. И только мы определяем, что станется с нами. Изъясняясь просто, мы сами загоняем себя в ловушку.
– Интересно.
– Именно. Но есть и бог на свете, Костоправ. Не из сотрясателей тверди, нет. Он – отрицатель. Он завершает все повести. Его глад неутолим, и вся вселенная соскользнет когда-нибудь в его пасть.
– Смерть?
– Я не хочу умирать, Костоправ. Все, что есть во мне, вопиет против несправедливости смерти. Все, что я есть, чем была и, наверное, буду, вылеплено стремлением избежать конца. – Она тихонько рассмеялась, сдерживая истерику. – Я построила бы себе мир, где я в безопасности. И краеугольным камнем его стала бы смерть.
Близился конец мечтаний. Я тоже не мог представить себе мир, в котором нет меня. И сердце мое гневалось. Гневается. Очень легко представить, как страх смерти становится манией.
– Я понимаю.
– Может быть. Перед вратами тьмы мы все равны, не так ли? Песок струится для всех. Жизнь – только всплеск, кричащий на зубах вечности. Но как же это все нечестно!
Я вспомнил Праотца-Дерево. Даже он сгинет когда-нибудь. Да, смерть жестока и ненасытна.
– Обдумал ли ты? – спросила Госпожа.
– Наверное, да. Я не некроман. Но я видел пути, которыми идти не желаю.
– Что ж, Костоправ, ты свободен.
Удар. Недоверие пронзило меня до самых пят.
– Что, простите?
– Ты свободен. Ворота Башни открыты. Достаточно выйти из них. Но ты можешь и остаться, занять свое место в борьбе, объединяющей нас всех.
Закат почти погас, только высокие облака еще озарялись снизу солнцем. По индиговому восточному небу плыл на запад эскадрон ярких точек. Направлялись они, кажется, к Башне.
Я пробормотал что-то невнятное.
– Желает она того или нет, Госпожа Чар снова должна сразиться со своим супругом, – произнесла она. – И до тех пор, пока не придет к своему исходу эта борьба, иной не будет. Ты видишь, как возвращаются Взятые. Армии с востока движутся к Курганью. Войска за границами равнины получили приказ отступить на позиции к востоку. Твое глухое дитя в безопасности, если только она не придет к нам с мечом. Наступает перемирие. Возможно, навсегда. – Слабая улыбка. – С кем станет сражаться Белая Роза, если не будет Госпожи?
С этими словами она оставила меня в полном ошеломлении и отошла поприветствовать своих ратоборцев. Ковры опадали из темноты, как осенние листья. Я придвинулся было, но мой личный охранник заметил, что я не настолько близко знаком с Госпожой, чтобы позволить себе ее подслушивать.
Северный ветер становился все холоднее. Не наша ли приходит осень?
Глава 40
Принимая решение
Госпожа ничего у меня не требовала. Даже ее намеки были столь тонки, что додумываться до всего приходилось самостоятельно Через два дня после нашего разговора на крыше я спросил полковника, могу ли я повидаться с ней.
Полковник ответил, что выяснит. Подозреваю, что он действовал по приказу, – иначе стал бы спорить. Прошел еще день, полковник явился, сказав, что Госпожа нашла время принять меня.
Я закрыл чернильницу, очистил перо, встал.
– Спасибо.
Он странно на меня покосился.
– Что-то не так?
– Нет-нет. Только…
Я его понял.
– Тоже не знаю. Но я уверен, что она хочет кое-что мне поручить.
Полковник просиял. Этот довод был ему понятен.
Обычная процедура. Когда я в очередной раз вступил в ее обиталище, Госпожа стояла у окна, открытого в сырые сумерки. Серый дождь, бурливые коричневые воды, налево едва различимы тени опасливо цепляющихся за высокий речной берег деревьев. Пейзаж сочился промозглым холодом. Очень знакомая картина.
– Великая Скорбная река, – произнесла Госпожа. – В разливе. Она всегда в разливе, не так ли?
Она поманила меня. Я подошел. Со времени моего последнего визита к обстановке добавился большой стол. На столешнице красовалась модель Курганья, выполненная с жуткой достоверностью – кажется, сейчас из казарм выбегут крошечные стражники.
– Видишь? – спросила она.
– Нет. Я почти не знаю тех мест, хотя был там дважды, – только город и казармы. Что я должен увидеть?
– Реку. Твой друг Ворон, видимо, осознал ее значение. – Ее тонкий палец описал дугу далеко к востоку от речного русла, вгрызавшегося в гребень, на котором мы устроили тогда привал. – Во время моей победы при Арче река протекала здесь. На следующий год климат изменился. Постоянные разливы смещали русло сюда. Сегодня она гложет вот этот гребень. Я осматривала его лично – земля, в нем нет каменного остова. Он не продержится долго. Когда гребень смоет, река начнет подмывать курганы. Даже все заклятия Белой Розы не помешают ей срыть Великий курган. И с каждым фетишем, который унесет течением, моему супругу все легче будет выбираться.
Я хмыкнул:
– Против природы не попрешь.
– Ну почему же? Надо только предвидеть. Белая Роза не предусмотрела этого. И я тоже, когда попыталась связать его ненадежнее. Теперь уже слишком поздно. Итак – ты собирался поговорить со мной?
– Да. Я должен покинуть Башню.
– Что ж. Тебе не надо было приходить ко мне. Ты свободен, можешь идти или остаться.
– Я ухожу, потому что должен кое-что сделать. И тебе это отлично известно. Но пешком я не успею дойти вовремя, чтобы выполнить свое задание. И, скорее всего, сдохну по дороге. Я прошу перевезти меня.
Госпожа улыбнулась, и улыбка ее была искренней, светлой, чуть иной, чем прежние.
– Отлично. Я так и думала, что ты поймешь, где твое место. Когда ты будешь готов?
– Через пять минут. И есть один вопрос. Ворон.
– Его лечат в казармах Курганья. Пока мы ничем не можем ему помочь. Как только появится
