качестве посредника-переводчика нам и Сопатого за глаза хватит.)
Что-то ведь должно было случиться, чтобы он так поступил! Я не стал с ним спорить – он уже принял решение. Я просто выплатил ему только часть обещанного гонорара.
Пугало меня то, что Сопатый собирается остаться. Этот тип оказался второсортным – как бы младшеньким – духовным братом Одноглазого. Проказлив был примерно так же. Наверное, есть что-то такое в воде Длок-Алока. Хотя Лысый и прочие, встреченные нами, были, в общем, вполне нормальны…
Возможно, это мой личный магнетизм привлекает таких, как Одноглазый с Сопатым.
В недалеком будущем нас, без сомнения, ожидало крупное веселье. Два месяца Одноглазый изгалялся над Гоблином и не получил в ответ ни единой искорки. Когда гром наконец грянет, это будет потрясающе!
– Ну вот, теперь все меняется местами, – сказал я Госпоже, когда мы вдвоем обсуждали текущие дела. – Пожалуй, Одноглазый – вроде как случайно – подхватит какую-нибудь паршу, а Гоблин окажется вроде как ни при чем.
– Может, это потому, что мы пересекли экватор. Времена года меняются местами.
Этой реплики я не понял и размышлял над нею многие часы. И тогда до меня дошло, что ничего она не значила. То была просто одна из чудных твердокаменных шуток Госпожи.
Глава 15
Саванна
На самом краю расстилавшейся по плато саванны мы ждали шесть дней. Дважды на нас являлись посмотреть банды темнокожих воинов. В первый раз Сопатый сказал нам:
– Будут с дороги сманивать – не ходите.
Сказал он это Одноглазому, не зная, что я стал малость разбираться в этом языке и кое-что из их болтовни понимаю. У меня несомненный талант к языкам.
Да и у многих старых солдат. Нужда, как говорится, научит.
– С какой еще дороги? – скривился Одноглазый. – С этой коровьей тропы?
Он указал на извилистые колеи, уходящие вдаль.
– Все, что между белыми камнями, это дорога. Она священна. Пока остаетесь на ней, вы в безопасности.
На первой стоянке нам было велено не покидать круга, ограниченного белыми камнями. Пожалуй, я знаю, почему здесь такой обычай. Торговля требует безопасности дорог. Хотя, видно, не слишком бойко идет здесь торговля… Покинув границы Империи, мы весьма редко встречали достойные упоминания караваны. И вообще все двигались на север. За исключением того ходячего пня.
– И всегда берегитесь этих степняков, – продолжал Сопатый. – Им верить нельзя. Они всем мыслимым коварством и обманом будут склонять вас покинуть дорогу. Бабы их особенно – всем известно, кто они такие. Помните: с вас тут глаз не спускают. Сойти с дороги – смерть.
Здесь разговором живо заинтересовалась Госпожа. Она тоже понимала язык. Да и Гоблин проскрипел:
– Ну, покойник ты, червячья пасть.
– Что? – взвизгнул Одноглазый.
– Вот как положишь глаз на такую пухленькую – считай, что уже в котле у людоедов.
– Они не людоеды…
Внезапный ужас исказил лицо Одноглазого.
Он не сразу въехал, что Гоблин понимает их с Сопатым беседу. Он взглянул на остальных. Некоторых выдали выражения лиц.
Крайне обеспокоенный, он что-то зашептал Сопатому.
Тот крякнул и рассмеялся. Смех его наполовину напоминал кудахтанье, наполовину – павлиний клекот. И стоил ему приступа кашля.
Причем – жестокого.
– Костоправ, – спросил Одноглазый, – ты точно ничего не можешь для него сделать? Повыплюнет ведь все легкие и помрет. Тогда нам плохо придется.
– Нет, ничего. – Не надо было ему начинать… Хотя – что толку в этих разговорах? Он уже отказался внять им. – Ты либо Гоблин способны помочь ему куда скорее, чем я.
– Поди помоги тому, кто помощи не хочет…
– Истинно так. – Я взглянул прямо в его единственный глаз. – Скоро у нас будут проводники?
– Я спрашивал. Было сказано только: «Вскоре».
Это оказалось правдой. В лагерь наш твердой, мощной рысцой вбежали два высоких чернокожих человека. Более здоровых и развитых образчиков гуманоидов я в жизни не видел! Каждый имел за спиной колчан с дротиками, а в левой руке – шит из черных и белых полос какой-то кожи. Конечности их мерно двигались в едином ритме, словно оба были единым чудесным механизмом.
Я взглянул на Госпожу. Выражение лица ее не отражало никаких мыслей.
– Великолепные солдаты могут выйти, – сказала она.
Эти двое рысцой подбежали прямо к Сопатому, прикинувшись полностью равнодушными ко всем остальным, однако непрестанно изучающе косясь на нас. По эту сторону джунглей белые люди весьма редки.
С Сопатым они заговорили надменно. Речь их напоминала отрывистый лай: множество щелкающих звуков и взрывных согласных.
Сопатый с заметным трудом отвесил несколько нижайших поклонов и отвечал им на том же языке хнычущим тоном, словно раболепствующий перед раздраженным хозяином.
– Беда будет, – предсказала Госпожа.
– Точно.
Презрение к чужим – штука не новая. Следовало распределить роли.
Я тронул Гоблина за локоть и заговорил с ним на пальцах, языком глухонемых. Одноглазый, уловив суть, гоготнул. И это возмутило наших новых проводников.
Наступил ответственный момент. Теперь они должны были сами осознанно спровоцировать нас. Только после этого они примут как должное то, что их поставят на место.
Одноглазый явно замышлял что-то большое и шумное. Я жестом велел ему утихомириться и приготовить какой-нибудь простой, но впечатляющий фокус.
– Чего они там бухтят?! – сказал я вслух. – Ну-ка, разберись.
Одноглазый заорал на Сопатого.
Тот почувствовал, что попал меж молотом и наковальней. Он объяснил Одноглазому, что кхлата не торгуются. Просто, мол, пороются только в наших вещах и выберут, что покажется им подходящей платой за беспокойство.
– Едва попробуют – лишатся пальцев. По самые уши. Объясни им. Вежливо.
Но для вежливости было слишком поздно. Эти двое понимали язык Сопатого. Но рык Одноглазого смутил их. Они не знали, что предпринять.
– Костоправ! – окликнул меня Мурген. – Отряд!
То действительно был Отряд. Кое-кто из парней, ранее сделавших нам рыбий глаз.
Сделаны они были специально для уязвленных эго наших новых друзей. Они скакали, кричали и стучали древками копий по щитам. Они изрыгали ядовитейшие насмешки. Они гарцевали вдоль отмеченной камнями обочины. За ними рысил Одноглазый.
Сами рыбы не кусаются, нет. Однако некоторые служат приманкой для своих же. Это о чем-то говорит.
Воины с воплем атаковали, застав всех врасплох. Трое чужаков были повержены. Остальные быстро, хоть и не без дальнейших потерь, усмирили наших проводников. Сопатый стоял на обочине, заламывая руки и коря Одноглазого. Над нами, в высоте, кружили вороны.
– Гоблин! Одноглазый! – зарычал я. – Ну-ка, разберитесь!
Одноглазый захихикал, схватил себя за волосы и рванул.
Прямо из-под шляпы стащил он кожу со своей головы и сделался тварью – клыкастой, злобной и отвратительной достаточно, чтобы кого угодно вывернуло от одного взгляда на нее.
