Теперь, проснувшись, я помнила оба сна. Я все еще дрожала, будто по-прежнему находилась в холодной пещере. Каждый сон был самостоятельным, и все же мне казалось, что оба они – вариации одного сновидения, Я не идиотка, я всякого навидалась, чтобы понять, что это были не просто кошмары. Нечто избрало меня своим инструментом, очевидно, имело какие-то планы в отношении меня – какие, я пока понять не могла. Способ был древний, как мир. Я сама прибегала к нему тысячу раз. Предлагала власть, богатство, все что угодно. И ждала, пока рыбка наконец заглотит наживку, ни слова не говоря при этом о том, какую именно плату потребую за свои дары.
Знало ли ЭТО нечто, кто я такая?. Маловероятно. Просто я восприимчива к таким вещам, вот меня и пытались использовать.
Не думаю, что это был какой-нибудь бог, хотя, может быть, ему (или ей) и хотелось бы, чтобы его таковым считали. До сих пор я знала только одного бога – Праотца-Дерево, повелителя Равнины Страха. Да и он не мог считаться богом в общепринятом смысле этого слова. Он был всего лишь могущественным существом, невероятно долго жившим на этом свете.
В этом мире я знала лишь двоих, обладавших большей силой, чем я сама: моего мужа, Властелина, о котором я не вспоминала (через тысячу лет, может статься, его возведут в ранг темных богов), и Праотца- Дерево, еще более великого, чем могла бы стать я. Он привязан к своему месту корнями и потому за пределами Равнины Страха может распространять свою силу лишь через своих проводников. Правда, Костоправ рассказал мне и о третьей могучей силе, той, что захоронена под Праотцом-Деревом, – она остается скрытой, питая его. И по человеческим понятиям, дерево бессмертно.
Если существуют три великие силы, вполне вероятно, что есть и другие. Этот мир стар, его прошлое окутано тайной. И те, кто становятся великими, часто используют секреты прошлого. Кто знает, сколько тайных злодеяний скрывает эта истерзанная земля?
А что если все боги человечества – лишь отголоски тех, кто шел той же дорогой, что и я, и тем не менее тоже стал жертвой беспощадного времени.
От этой мысли становилось не слишком уютно. Время – это враг, терпение которого нельзя испытывать бесконечно.
– Госпожа? Вы встревожены? – Ухмылка Нарайяна была искусственной. Он тихо подошел ко мне и, казалось, был всерьез озабочен.
– Нет. Дурной сон, который никак не хочет уходить. Кошмары – это плата за наши дела.
Он как-то странно посмотрел на меня.
– Тебе снятся кошмары, Нарайян? – Я стала тихо давить на него, чтобы по ответам выяснить, чем он дышит.
– Никогда, Госпожа. Я сплю как младенец. – Он медленно повернулся, осмотрел лагерь. Кругом стоял туман. – Что у нас на сегодня?
– Оружие для учений есть? Что, если провести учебный бой? Батальон на батальон? – У меня было достаточно людей, чтобы набрать два батальона в четыреста человек, да еще останется несколько сотен для разных работ в лагере. Можно также организовать плохонький кавалерийский отряд.
– Вы действительно этого хотите?
– Да, было бы неплохо. Но как наградить победителей?
Теперь наши учения включали элементы соревнования. Победители, а также проявившие особое усердие получали награды. Усердие даже в случае поражения заслуживает признания, оно побуждает воинов отдаваться бою целиком.
– Теперь нет необходимости беспокойства о фураже, караульной службе и даже обмундировании.
– Возможно. – Я даже подумывала о том, что, когда мы придем в Гойю, я позволю некоторым воинам привезти жен.
Рам принес мне завтрак. Нельзя сказать, что мы питались как следует, но по крайней мере вдосталь.
– Сколько времени мы намерены стоять здесь? – спросил Нарайян.
– Неделю. – Время поджимало. На севере наверняка уже знали о существовании отряда. Скоро в наши ряды проникнут потенциальные враги.
– Вместо учебного боя устроим смотр. Распространите слух о том, что, если я останусь довольна, мы двинемся дальше. – Это должно было подстегнуть их.
– Да, Госпожа. – Нарайян ретировался. Он позвал с собой дюжину своих ребят, у которых на поясе болтались разноцветные лоскутки.
Интересная компания. Последователи трех основных религий и двух мелких культов. Сюда затесались и освобожденные рабы-чужеземцы. Именно они контролировали обстановку в лагере, хотя официальными командирами были Нарайян и Рам. Следили за порядком и дисциплиной. Воины не вполне понимали, как именно к ним относиться, но приказы выполняли со всей серьезностью из-за зловещей ауры, окружавшей группу. Я и сама ее чувствовала.
Нарайян оставался для меня загадкой. Не было сомнений, что он управлял по меньшей мере дюжиной человек, хотя некоторые принадлежали к высшим кастам.
Я наблюдала. Со временем он выдаст себя – если не откроется сам, как обещал.
А пока он был слишком нужен, чтобы давить на него.
– Они выглядят почти как настоящие воины. – Я одобрительно кивнула. – Следовало бы одеть их в униформу.
Нарайян кивнул. У него был такой самодовольный вид, будто именно его гениальные способности помогли нам добиться успеха и заронить зерна надежды в людях.
– Как идут занятия по верховой езде? – Это была чисто светская беседа. Я-то знала, что дела обстоят из рук вон плохо. Все эти шуты принадлежали к низшим кастам и с лошадьми были знакомы исключительно сзади. Они их чистили. Но, черт возьми! Грех не использовать таких роскошных жеребцов.
– Неважно. Хотя из кого-нибудь и может получиться толк. Только не из меня и Рама. Мы привыкли ходить пешком.
«Может получиться толк» стало его любимым изречением. И когда обучал меня пользоваться тряпкой, которой задушил караульного из «южан», он тоже заметил, что из меня «может получиться толк».
Подозреваю, его удивила скорость, с которой я усвоила этот трюк. Он получался у меня так, словно с рождения я только этим и занималась. По всей видимости, благодаря давней практике быстрых, неуловимых движений, необходимых для магии.
– Вы говорили, что намерены тронуться с места – спросил Нарайян. И позже: – Госпожа. – Почтительность стала запаздывать. Все-таки в глубине души Нарайян оставался таглианцем.
– Нашим фуражирам приходится заходить все дальше и дальше.
Он ничего не сказал, но, похоже, уходить ему отсюда не хотелось.
У меня было ощущение, что за мной следят. Вначале я думала – вороны. Они мне действовали на нервы. Теперь я понимала Костоправа. Эти вороны вели себя странно. Однажды я сказала об этом
