Сейчас мы в гипере. Я просто обязан немного поспать, пока есть возможность. Если не поспать до точки заправки, то, когда мы вернемся в нормальный режим и снова надо будет работать, я сломаюсь.
Остальные чувствуют себя неплохо. Но ведь они привыкли. Большинство из них уже здесь бывали.
Проклятие! Какого черта я выбрал такой сумасшедший способ зарабатывать на жизнь?
Скучный день почти закончился. Только что закончен второй цикл на моей койке. Спать здесь хуже, чем я ожидал. Все время кто-нибудь то на вахту, то с вахты. И каждый просто-таки обязан остановиться и попользоваться раковиной. Если они не умываются и не стирают носки, то используют чертово приспособление в качестве писсуара.
На этом летающем пончике только один унитаз. Бредли говорит, что раньше было три. Один для низкой и два для любой гравитации. Два последних разделили участь душа. Их заменило дополнительное вооружение.
Перед сменой вахты образуются очереди. Идущие на вахту хотят сделать свои дела, поскольку потом у них уже не будет возможности. Желающие присесть выстраиваются в очередь к «адмиральской каюте». Остальные отливают в раковину и смывают из крана. Порой на всех уходит полчаса.
Потом наступает время повторного спектакля – для уходящих с вахты. Еще добрых полчаса. И все время насмешки и проклятия, нескончаемый поток грубых шуток и непотребных анекдотов.
Мне думать противно в этой раковине что-нибудь мыть. Одного запаха хватает, чтобы не дать уснуть.
Я искал себе место для житья получше и пришел к выводу, что такого места нет, хотя меня стоило бы похвалить за настойчивость. Как и тех, кто ищет эйдо.
Эйдо. Услышав это слово в первый раз, я подумал, что оно от греческого «эйдолон» – невидимый. Привидение. Дух. Некто невидимый, проскальзывающий мимо, заглядывающий через плечо. Но нет, оно произошло от слова «эйдетика» – как в выражении «эйдетическая память».
Экипаж начинает каждый патруль с этой игры. Интеллектуальная разрядка. Все началось, как мне кажется, с грубой ошибки, допущенной Психологическим бюро. В трудную минуту скорее эйдо может стать козлом отпущения, чем тот, кого я называю Нытик.
Эйдо – это человек-магнитофон, член экипажа с гипнотически расширенным объемом памяти. Предполагается, что он смотрит, слушает и запоминает все, включая эмоциональную реакцию на события. Это непременно один из тех, кто летит впервые, – якобы для большей объективности.
Та грань жизни клаймера, о которой молчат журналисты. Непостижимая грань. Когда я впервые услышал об эйдо, я посчитал это излишним дублированием.
Потом я задумался. Он – инструмент Психологического бюро, а не Главного командования клаймерного флота. На Главное командование работает магнитофон. Разница существенна. Психбюро интересуется людьми. И часто это различие создает непреодолимую пропасть между бюро и штабом.
Психбюро – единственная, похоже, сила во Вселенной, способная приказывать адмиралу.
Задача штаба – выиграть войну. Задача Психбюро – расставить нужных людей по нужным местам, чтобы работа выполнялась эффективнее. И, что еще более важно, Психбюро старается минимизировать нагрузки на человеческий мозг.
Цель охоты – распознать эйдо и потому знать, когда придержать язык. Разгадавший загадку никому ничего не скажет. Будет стоять сзади и злорадствовать, когда кто-нибудь скажет что-нибудь, что потом ему напомнят.
Теперь я понимаю, почему все так меня сторонятся. Заставить их раскрыться будет та еще головная боль. Я ведь главный подозреваемый.
Пока я бегаю в стае и надеюсь доказать, что я не шпион командования. И без этой мути с эйдо у меня работа трудная. У космофлотчиков просто паранойя по отношению к своему знаменитому военачальнику.
Я уже спрашивал старпома, не знает ли он какой-нибудь способ, как мне успокоить этих людей. Он улыбнулся своей саркастической улыбкой дикаря и ответил:
– А ты уверен, что эйдо сам знает, что он эйдо?
Сукин сын этот Яневич. Всегда ему есть, что сказать, всегда сумеет отправить тебя на охоту в болота твоего собственного разума – искать пространные, из миллиона слов, ответы на его короткие, из дюжины слов, вопросы.
Точка заправки – большой клок пустоты в необитаемом пространстве, ограниченный тетраэдром из звезд, ближайшая из которых находится на расстоянии в четыре световых года. Взгляд сквозь объектив видеокамеры упирается в совершенно незнакомый для глаза пейзаж, хотя я знаю, что мы находимся в каких-то десяти световых годах от Ханаана. Попади я в плен, мне нечего будет выдать.
– А кто-нибудь когда-нибудь в плен попадал? В открытом космосе?
– Не слышал ничего подобного, – отвечает Рыболов. – Спроси Патриота. Он знает много подобной ерунды.
– Не знаю, лейтенант, – говорит Кармон. – Ничего такого не слышал. А был случай, чтобы мы поймали Кого-нибудь из них?
Ну да, было такое, но я так сказать не могу, потому что сам знать не должен.
По клаймеру пробегает дрожь, передающаяся с корабля-носителя. Тому нужно значительно снизить скорость, чтобы выровнять курсы перед заправкой. Интерком Тродаала вещает на весь отсек. Случайно мы слышим, как кто-то с корабля-носителя пытается связаться с идущими нам навстречу судами.
У Джангхауза озабоченный вид.
– Может быть, им не удалось уйти.
Последние у нас сведения – что танкер заметает следы после случайного контакта с одиночным кораблем противника.
