Мне еще не доводилось слышать о выходе в открытый космос в клайминге.
– Бывало такое раньше? – спрашиваю я Яневича.
– Не слыхал.
Никто не знает, на каком диапазоне снаружи корабля действует эффект. Может быть, на расстоянии в один миллиметр его влияние уже пропадает. Любой, кто отважится выйти из пускового бункера, рискует присоединиться к Хеслеру.
Манолакос и Киндер убеждены, что так оно и случится.
Мы слышим спор, но только те слова, которые говорит Холтснайдер. Протесты его людей разобрать невозможно. Они разговаривают, прикасаясь друг к другу шлемами.
Спор идет злобный и растерянный, и, как мне видится, каждый из моих товарищей по кораблю думает: «А у меня хватило бы духу на такое?»
У одного нервный срыв. До нас доносится плач и мольба.
– Холтснайдер, – резко вмешивается командир, – прикажите своим людям выходить. Объясните, что иначе у них нет ни одного шанса.
– Есть, командир.
Судя по голосу Холтснайдера, ему эта идея по душе не больше, чем его солдатам.
– Они вышли, сэр, – докладывает он через минуту. – Гентман, поднимитесь и проверьте, не изменится ли положение клюва нашей птички, когда я включу подъемное устройство. Командир, похоже, что седьмую заклинило из-за отказа гидравлики в системе выравнивания стрелы. Если нос не захочет оставаться на одном уровне с хвостом, мы их выровняем вручную.
– Отлично.
Когда прочитаны все книги, когда прокручены до дыр все фильмы, когда кассеты с музыкой заиграны до полной скуки, когда все байки уже потравили и негде поиграть в карты ввиду отсутствия хоть сколько- нибудь приемлемого карточного стола, клаймерщики начинают изучать корабль. Они называют это перекрестным обучением. Гентман – ветеран. А значит, может помочь Холтснайдеру без подробных инструкций.
Я тоже полистал учебники для ракетчиков. (Как большинство писателей, я много времени трачу на избежание всего, что хоть как-то напоминает писательство.) Я сам мог бы сделать работу Гентмана. Но не то чтобы очень хочу.
Механическая драма продолжается. Тревога за Киндера и Манолакоса заглушает неумолимый бег времени.
– Одна минута.
В голосе Никастро появляется жизнь. Он просыпается.
– Одиннадцатая готова, командир. Выдерживает все контрольные проверки. Возвращаемся.
– Отлично, Холтснайдер. Оставайтесь там, где сейчас находитесь. Мы переходим в норму. Поскребитесь, когда перейдем.
– Есть, командир.
Сигнал тревоги взрывается какофонической симфонией точно по учебнику.
– Мистер Вейрес, обеспечьте готовность шлюза.
Более бессмысленного распоряжения я еще не слышал. Там полбригады инженеров соберется ждать.
– Тродаал, вы готовы зарегистрировать телеметрический сигнал Хеслера?
– Готов, командир.
Выходим из клайминга.
Холтснайдер выходит на связь по радио.
– Командир, я не вижу прожекторов скафандров. Они добрались до шлюза?
Этот шлюз расположен в дне кэна и с тора его не видно.
– Мы здесь, сержант, – отвечает Гентман.
– Черт! Командир, они отрываются. Дрейфуют слишком быстро, 0'кей. Они нас заметили.
– Включить огни! – рявкает командир.
– Вот он, Такол, – шепчет Киндер. – Есть! Я тебя вижу! Втащу тебя на своем двигателе.
Манолакос захлебывается потоком бессмысленных звуков.
– Киндер, это командир. Что там с Манолакосом?
– Просто сдрейфил, сэр. Приходит в себя.
– Вы видите Хеслера? Кто-нибудь из вас?
– Не….
Неожиданное «Ох ты, черт!» Рыболова заставляет всех дернуться.
– Командир, тут у меня еще один. Подходит с два семь ноль относительных на сорока градусах. Истребитель.
