Никто ко мне так и не добрался…
Живой из подобных заданий удавалось возвращаться разве что нашему нынешнему командиру — Ксении Богатыревой. Единственный пилот старшего поколения, который брался за любое, самое сложное задание штаба, и всегда выполнял его. Невероятное везение Ксении никто объяснить не брался. Нет, она была умницей — ловкой, хитрой, находчивой и опытной до жути за свою долгую карьеру. Но были, в общем, навигаторы и пилоты не хуже ее. И где они сейчас?
В общем, Лауре было из-за чего психовать. Когда Ксения сменила меня, я вернулся своим ходом на нашу центральную Фурию, расположенную в ближайшей от Селесты планетарной системе, вне зоны Катастрофы. Капитальный осмотр моего крейсера класса Феникс показал, что он свое уже отлетал, и мне пригнали с Земли замену — такой же, но новенький модернизированный под стандарты Внеземелья крейсер класса Ямато. Не сказал бы, что я был рад такой замене — У Ямато шаттлов на борту вдвое меньше. Но смертельные излучения зоны Катастрофы медленно, но верно гробили наши корабли, и ничего тут не поделаешь.
Лаура встретила меня с темными кругами под глазами и твердым намерением отговорить меня от следующего рейса. Но, в первый раз все обошлось хорошо — не прийдя к общему мнению, мы просто отправились в наш клуб, где собрались почти все Внеземельщики Фурии и ближайшей к нам планетарной базы — чтобы отпраздновать мое возвращение.
Очередной неприятный разговор состоялся перед моим следующим, третьим вылетом. Лаура предложила подать обоим в отставку. В общем, подобных мелких ссор хватало, и в наших отношениях наступил определенный кризис. Но, увидев, что я возвращаюсь из каждого рейса целым и невредимым, да еще и с бесценной добычей на борту, она, как мне казалось, немного успокоилась. Но на каждый рейс она провожала меня, как в последний раз — у Лауры началась жуткая депрессия, чего не могли не заметить наши психологи.
Постепенно я приобрел особый, неповторимый опыт пилотирования, который, позже, на протяжении трех месяцев передавал в Селесте целому поколению наших пилотов-Внеземельщиков, обладающих даром предвидения. Всех их, в спарке, хорошенько прогнал по относительно безопасным курсам. Но это было уже позже. А в первые три недели продвижения Катастрофы на Селесту, в ней научились выживать только я и Ксения.
Мы попеременно брали на себя управление нашим крейсером-базой в Системе Селесты, опробовали самые первые, все более совершенные модификации энергонных радаров ближнего и дальнего радиуса действий, созданных Джонатаном Мэрайфильдом на основе собранных нами образцов и данных. И многое другое.
В итоге штаб, воодушевленный нашими успехами на периферии системы Селесты, снова попытался забрать образцы, собранные нашими биороботами-автоматами на самой Селесте. Мы уже не раз привозили на главную базу аномальные, энергонные материалы и артефакты, собранные в космосе, но наши Парды и другие биороботы собрали этих образцов на порядок больше на самой Селесте. А данных и видеозаписей, которые Парды транслировали по Дальней Связи, все же не хватало. Большинство Пардов гибли во время трансфера данных — на Селесте осталась лишь маленькая кучка стелс-роботов от той огромной армии, которую мы оставили на наших планетарных базах и в их окрестностях.
И мы рискнули — Ксения подогнала свой крейсер-базу почти к орбите Селесты, а мой крейсер-база, готовый к старту, оставался в резерве, на стапеле Фурии.
Но закончилось тем, что Ксения, стряхнув преследователей перед входом в астероидном поле, оказалась на грани гибели. Она еще успела спрятать базу-крейсер в относительно безопасном месте, на одной из наших лежанок в астероидах, но ее корабль получил серьезные повреждения. Требовался новый крейсер-база, взамен поврежденного. В общем, ничего такого, чего бы мы не планировали…
Лаура не хотела, чтобы я уходил в этот рейс и мы снова здорово поссорились. Ее просто бесило то, что я не хотел прислушаться к ней и подать в отставку, отказавшись от рейса в Селесту. И меня это бесило не меньше.
В общем, нашла коса на камень — что-то в наших отношениях надломилось окончательно. Лаура слишком переживала за меня, слишком опекала меня, слишком заботилась обо мне. И требовала того же взамен — все большего и большего…
Вот почему файтеры первой волны, работающие во Внеземелье, как правило, заводили семьи после окончания своей карьеры. Любить нас — это никаких нервов не хватит. Поэтому нам требовалось, по большей части, избегать постоянных связей. Поэтому файтеры, как правило, брали в любовницы и жены только девушек-файтеров. Свободная девушка-файтер во Внеземелье, это — миф, нонсенс, из разряда Дедов Морозов, честных политиков и других вымышленных персонажей. Потому что на сотню мужиков приходилась одна девушка-файтер, и мы, файтеры, дрались за ее внимание, порой даже не в переносном смысле.
Но даже и девушки-файтеры не всегда выдерживали…
Лаура совсем потеряла голову от подавленного состояния и депрессии. Назначенный ей курс психотерапии помогал, но не так чтобы очень. А предложение отправиться на заслуженный отпуск на Землю Лаура отклонила — хотела быть рядом со мной, хотя бы в последние дни моей жизни. И мы любили друг друга каждый раз, как в последний, несмотря на ссоры… Пока она не предложила плюнуть на все и начать нормальную семейную жизнь, вдали от всего этого кошмара.
Я понимал ее логику — быть может, я был бы для нее прекрасным мужем, и все у нас было бы хорошо. Нужно было просто подать в отставку, отказаться от верной смерти, на которую меня и Ксению обрек штаб Дальней Разведки своим дерзким, невыполнимым по мнению Лауры планом.
Но Ксения была обречена на гибель. Лаура, да и многие другие Внеземельщики уже прекрасно понимали это. Она так и бросила в лицо штабистам перед вылетом Ксении: «Вы послали Ксению на верную смерть».
Операция по возврату образцов с планеты принесла за собой целую волну преследования. Ксения с честью вышла из этого сражения, подобрав почти три четверти транспортов и оторвавшись от погони. Но ее крейсер-база получил такие повреждения…
Нужно было что-то предпринимать немедленно, и альтернатив не было. Крейсер-база Богатыревой был тотально заражен, и ситуация ухудшалась с каждой минутой. Силовая установка, двигатели не выдержали нарастающего кома повреждений, и крейсер за каких-то неполных полчаса превратился в безжизненную груду. О какой-то починке на месте уже нечего было и говорить — тут хотя бы системы жизнеобеспечения в центре базы не сдали.
Гиперспутник, передавший доклад Ксении, как обычно и бывало, погиб прямо во время трансляции данных. И получалось: либо я берусь за этот рейс, либо Ксения через несколько часов погибнет, брошенная на произвол судьбы. Это прекрасно понимали и в штабе, и среди всех наших Внеземельщиков центральной Фурии. Я объяснил ей все это, но Лаура совершенно не желала слушать меня. Поставила передо мной Ультиматум: либо мы подаем в отставку и уезжаем на Землю, либо между нами все кончено, и она уезжает на Землю одна. Мол, Ксения свой выбор сделала, и это был неправильный выбор.
Я ответил ей совсем не так, как ей хотелось бы… Я ушел, и ее слезы были совсем не тем, чего я хотел бы перед вылетом в Селесту…
А Крейсер-база Ксении продолжал медленно, но верно умирать…
Вот почему я так рисковал, прорываясь к Богатыревой, собравшей автоматикой на свой борт несколько тонн образцов. Я даже родителей своих не известил о том, что направляюсь в это пекло. О моем задании знали лишь считанные файтеры из нашего отряда и штаб Дальней Разведки. А это не те люди, которые будут давать лишнюю информацию гражданским.
Что уж говорить — все списали меня и Ксению со счетов, даже штаб Дальней Разведки. И Лаура Хенкель в том числе.
А жизнь-то продолжается…
Один только Сато верил в то, что я спасу Ксению из смертельного капкана и вернусь живым. Его слова очень ободрили меня перед самым стартом. Я, конечно, надеялся на свое чутье, но заглянуть настолько далеко в будущее, как Сато, все же не мог.
