шею. Он бросился на вас в состоянии аффекта.
— А… так вы с ним заодно! — Флора открыто угрожала мне. — Поддались чарам этого жеребца!
— Мисс Клеверли! Не забывайтесь!
— О, мисс Дадли! Надеюсь, когда Маквей сбросит маску, ваши глаза откроются.
— Мисс Клеверли, я не нуждаюсь в том, чтобы кто-то открывал мне глаза. И хорошенько запомните, какие бы дрязги ни происходили между вами и мистером Маквеем, они меня не касаются. Более того, мы не планируем здесь надолго задерживаться. Срок нашей аренды истекает. Возможно, это и к лучшему.
— Да, мисс Дадли, вы правы. Я не контролирую себя. Простите, — Флора Клеверли по сути указала мне на дверь, — но мне уже лучше. Спасибо.
Не сказав ни слова, я вышла из кухни и помчалась домой. Заказ для Тэлбота и письма так и остались лежать в моем кармане.
Войдя в коттедж, я попросила тетю Мэгги:
— Налейте мне, пожалуйста, чего-нибудь выпить, хорошо бы бренди с содовой.
— Бренди с содовой? — Тетя Мэгги прищурилась, подозревая недоброе. — Что случилось, Пру?
— Сначала дайте бренди. Потом я все расскажу.
Проглотив залпом большую порцию напитка, я, переведя дыхание, выпалила:
— Дэви Маквей боится громких звуков и еще чуть он не задушил мисс Клеверли.
— Боже праведный! Надеюсь, это все? — Моя покровительница испугалась. — Девочка моя, ты вся мокрая! — всполошилась тетя, дотронувшись до моего плеча.
— Да. Мне пришлось опрокинуть на него бадью с водой.
— Ты… Бадью?! — Крепко прижав ладони к побледневшим щекам, тетушка изумленно повторила: — Ты — опрокинула — бадью!
Когда наконец бренди подействовал, и я немного успокоилась, то подробно рассказала обо всем тете Мэгги.
— Думаю, день нашего отъезда не будет самым печальным в моей жизни.
— Ты уверена, дорогая?
А я-то ожидала, что тетя Мэгги согласится со мной и скажет что-нибудь вроде: «И в моей тоже». Но она, усевшись поудобнее и протянув руки к огню, продолжила:
— Понимаешь, меня беспокоит судьба бедняги Маквея.
— Но ведь он мог до смерти задушить ее!
— Нормальный человек не способен на преступление, если только он не доведен до крайности. Мне эта женщина не понравилась с самого начала, и мое представление об этой скользкой особе ухудшается после каждой встречи. А из того, что ты рассказала, непреложно следует, что она намеренно бросила петарду.
— Я тоже уверена, что Флора Клеверли это сделала умышленно.
— Ну а тогда эта жаба получила по заслугам. Она, по всей видимости, знала, какое роковое воздействие окажет на Дэви звук взорвавшейся петарды. Поверь мне, она отвратительная злобная ведьма.
Я растерянно металась по комнате.
— Пойди переоденься, не хватало еще подцепить простуду, — распорядилась заботливая тетя Мэгги.
— Мне придется вернуться в большой дом. Я не отправила письма и не передала заказ.
Тетя Мэгги посмотрела в окно:
— Похоже, собирается гроза. Вряд ли ты захочешь вести машину в грозу. — Она знала, что я не люблю находиться за рулем не только в грозу, но и во время дождя.
— Я вовсе не собираюсь ехать на машине. Мы вполне обойдемся теми продуктами, которые остались в кладовой. Но я должна отправить свои письма. Я брошу их в почтовый ящик на столбе у перекрестка. Если потороплюсь, я успею до того, как разразится гроза.
— Сначала пойди и переоденься. — Тетушка была настойчива.
— Но платье не очень мокрое — меня только обрызгало. Ничего со мной не сделается: я скоро вернусь.
— Ты просту…
— Тетя Мэгги! Я не малое дитя.
Схватив дождевик, я выскочила на улицу и, пройдя через кустарник, вышла в открытое поле. Воздух был недвижим, а облака висели так низко, что мне вспомнилась любимая сказка о детях, спешивших к королю: они хотели рассказать ему про небо, собиравшееся упасть на землю. Я же наблюдала похожую картину: свинцовое небо, казалось, лежало на верхушке холма.
Я падала от усталости; по лицу стекали ручейки пота; на середине пути раздались первые удары грома. Когда я преодолела подъем и до перекрестка трех дорог уже было рукой подать, я поняла: вряд ли вернусь домой до начала дождя.
Не успела я опустить письма, как ярчайшая вспышка молнии над голыми верхушками скалистых холмов ослепила меня. Небо словно раскололось надвое. Я со всех ног бросилась бежать домой.
Обвальный дождь припустился также внезапно, как гром и молния. Потоки воды обрушились на меня, я сбилась с дороги и мчалась вниз, под уклон, удаляясь от коттеджа.
Я продиралась через заросли ежевики. Огромные деревья закрывали ветвями дорогу, извивавшуюся по руслу узкого оврага. Между деревьями теснились густые кусты. Я вспомнила эти места и подумала, что здесь безопаснее, чем в открытом поле. На счастье, припомнила, что неподалеку на крутом склоне был вход в нору, похожую на небольшую пещеру.
Я обнаружила ее в одну из своих прогулок, наблюдая за Дэви Маквеем, скакавшим по склону на лошади. Помню, как он свистнул и на его свист откуда-то выбежала собака. Казалось, она появилась из преисподней.
Проливной дождь пригибал меня к земле. Я уже не бежала, а ползла; можно сказать, что спасительную нору я отыскала случайно, на ощупь. Зайдя внутрь, я без сил привалилась к стенке и зажмурилась. Отдышавшись, я выпрямилась и откинула назад голову. Когда же я открыла глаза, то увидела… Дэви Маквея.
Он сидел на земле почти рядом со мной, его локти лежали на высоко поднятых коленях, а руки, точно плети, свисали между ними. Крупное лицо Маквея было повернуто в мою сторону, и на нем выделялись алые царапины, следы острых ногтей Флоры Клеверли.
Нора! Прозвучали слова Флоры Клеверли: «Похоже, ты опять сидел в своей норе». Теперь мне стал понятен их смысл. Нора — его прибежище, где он скрывался в тяжкие минуты жизни. Сюда он забился и после унизительной утренней сцены. При виде страдающего Маквея мое сердце сжалось; я чуть было не сказала банальное: «Какая ужасная гроза», но, взглянув на его лицо, освещенное синью широко открытых глаз, полных печали и боли, я не смогла вымолвить ни слона.
Я так и стояла, прижавшись спиной к стене, а Дэви сидел в той же позе с высоко поднятыми коленями. Издалека доносилось шуршание дождя. Так же, как и в то утро на берегу «другого» озера, тишина окутывала нас. В ту первую тишину я задала себе вопрос. Сейчас я получила на него ответ.
Этот человек был окружен страхом, словно коконом. Он не боялся людей, как я; его страх был всеобъемлющим. Я вспомнила одну женщину. Эта несчастная боялась луны; ей также казалось, что, если сделает хотя бы один шаг вперед, она, словно по глобусу, скатится по поверхности земного шара в преисподнюю. Это был страх перед несовершенством мироздания. Нечто подобное испытывал и Дэви Маквей. Главным в его кошмаре был страх перед звуками, напоминающими взрыв («бензовоз»).
Окружавшую нас тишину уничтожил чудовищной силы удар грома. Он прогремел прямо над нами и, казалось, вдребезги разнес холм. Передо мной, как в калейдоскопе, предстала гамма переживаний Дэви Маквея. Его лицо исказила гримаса ужаса, затем он вжал голову в колени и закрыл ее руками. Мой внутренний голос протестовал: «Нет! Нет! Так нельзя!» Было нечто унизительно-жалкое в том, что мужчина-атлет, гигант боится шума хлопушек, боится грома.
«Не волнуйся, ему придется сначала иметь дело с Дэви Маквеем», — вспомнились слова тети Мэгги. Они тогда воскресили во мне чувство душевного спокойствия. Но сейчас, устрашающий аккомпанемент громовых раскатов, голова Дэви Маквея опускалась все ниже и ниже, а во мне нарастало не только чувство
