– Это все потому, что ты живешь на нервах в последнее время. И я тебя прекрасно понимаю. Я сам не могу дождаться, когда Бриджит и Питер, наконец, поженятся. Конечно, неприятно, что все делается в такой спешке… Знаешь, что меня удивляет? Бриджит сама хочет, чтобы это произошло как можно скорее. Кажется, она торопится не меньше самого Питера.
Никак не прокомментировав слова Тома, Кэтрин повернулась к огню. Письмо Дэниела уже превратилось в сморщенный черный комок. «Пусть Бог простит мне то, что я делаю, – подумала она, – потому что я сама вряд ли смогу себе это простить. А Том начнет меня презирать, если когда-нибудь узнает об этой истории с письмами».
В течение ближайшей недели писем из Кембриджа не было, но через неделю пришло еще два письма, а в следующую субботу появился сам Дэниел. Ему открыла Нелли. Открывая дверь, она широко улыбалась, но улыбка тут же сошла с ее лица, как только она увидела Дэниела.
– О-о! – тихонько простонала она, и так и замерла в дверях с раскрытым ртом.
– Добрый день, Нелли.
– Здравствуйте, мистер Розье.
– Может, вы все-таки меня впустите?
– О да. Да, сэр. – Нелли посторонилась и пошире распахнула дверь, пропуская гостя.
Войдя в прихожую, Дэниел удивился тишине, царящей в доме. – А где все? – спросил он у служанки.
Нелли в замешательстве посмотрела на него. Она заметила, что лицо Дэниела сильно осунулось и весь он как будто бы похудел. Его приход был сейчас как нельзя не кстати, и она не знала, как ей быть. Скорее бы вернулись хозяева! Но что будет, когда они вернутся? Наверное, поднимется ужасный шум. Нелли догадывалась, что между Дэниелом и Бриджит что-то произошло – не зря ведь хозяйка приказала ей не говорить молодой мисс, что он был здесь в то воскресенье… Да, неприятная история.
– Их нет дома, сэр, – сказала она. – Все ушли, кроме мадам… то есть миссис Фрэнкель.
– Но они скоро вернутся, не так ли? Ладно, я пока пойду к миссис Фрэнкель. Она наверху?
– Да, сэр, она у себя. Пожалуйста, проходите.
Сделав жест в сторону лестницы, Нелли тут же ретировалась на кухню, даже забыв взять у Дэниела пальто. Дэниел удивленно посмотрел ей вслед – поведение служанки показалось ему очень странным. Может, она уже знала о нем и Бриджит? Если Бриджит объяснила все домашним, то она, разумеется, знала, – слуги всегда в курсе того, что происходит в доме. Значит, Бриджит все-таки нашла в себе силы рассказать обо всем родным? При этой мысли его лицо просветлилось, и он взбежал вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, – ему не терпелось услышать об этом от Кэти. В следующее мгновение он уже стучался к ней в дверь.
– Войдите, – отозвался старческий голос.
Распахнув дверь, он тут же заметил испуг, появившийся на лице старухи. Он быстрым шагом прошел через комнату к окну, возле которого она сидела в своем высоком кресле. Дэниел видел, что ее волнение возрастает по мере того, как он приближается к ней.
– Вы плохо себя чувствуете, прабабушка? – осведомился он.
Ее губы пошевелились, и она несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем заговорить.
– Я… У меня все в порядке, Дэниел. Мне очень нездоровилось в последнее время, но теперь я чувствую себя нормально.
Он пододвинул стул к ее креслу и сел, не сводя с нее пристального взгляда.
– Вы сегодня чудесно выглядите, дорогая прабабушка, – галантно заметил он, чтобы как-то начать разговор. – На вас очень красивое платье.
Кэти опустила глаза и посмотрела на свои руки, лежащие на коленях. Дэниел уже заметил, что ее пальцы скрючились, словно их свело нервной судорогой. Она медленно распрямила пальцы и начала разглаживать складки синего шерстяного платья. Это было одно из ее самых лучших выходных платьев, и она не надевала его уже долгие годы. Кэти знала, что такой элегантный наряд выглядит нелепо на женщине ее возраста, но сегодня ей захотелось одеться по-праздничному… И у нее были на то причины.
– Я носила это платье, когда была еще молодой, – сказала она. – Его надо бы ушить – я с тех пор усохла, и оно висит на мне мешком.
– Чепуха, чепуха, оно сидит на вас прекрасно, – любезно уверил ее Дэниел.
Он чувствовал, что они оба нарочно ведут этот бесполезный разговор, оттягивая ту минуту, когда придется перейти к теме, которая волновала обоих. Он мог понять нерешительность Кэти, но почему он сам тянет время, этого он не знал, – как будто где-то в подсознании он боялся услышать то, что она собиралась ему сказать. Он не имел ни малейшего представления, что это такое – но чувствовал, что она собирается сообщить ему какую-то очень важную новость. Беспокойство с каждой секундой все сильнее и сильнее овладевало им, а вместе с беспокойством в нем зарождалось какое-то тревожное предчувствие.
– Насколько я понял, все куда-то ушли, – сказал он наконец. – Внизу нет ни души, кроме Нелли.
– Да, да, они все ушли. – Кэти откинулась на мягкую спинку кресла и глубоко вздохнула, словно собираясь с силами. – Тебе лучше было не приходить сегодня, Дэниел, – сказала она, глядя прямо ему в глаза, и ее голос прозвучал неожиданно твердо.
В течение долгой минуты он молчал, потом спросил, произнося слова тихо и с расстановкой:
– Почему вы считаете, что я не должен был приходить?
Кэти не ответила на его вопрос. Отвернувшись от него, она устремила взгляд на часы на каминной полке.
– Ах, уже половина двенадцатого. Они должны вернуться с минуты на минуту, – сказала она, словно рассуждая с самой собой. Помолчав, добавила, все так же не глядя на него: – Бриджит обвенчалась с Питером сегодня ровно в одиннадцать, Дэниел.
Наступило долгое молчание. Кэти сидела, опустив глаза, и не решалась посмотреть Дэниелу в лицо. Ее сердце учащенно билось. Она ждала, что он вскочит на ноги и опрокинет стул, что набросится на нее с упреками и с проклятиями, но ничего подобного не случилось. Дэниел даже не вздрогнул. Из-под полуопущенных век она видела его ноги и нижнюю часть туловища: его тело не пошевелилось, казалось, он окаменел. Когда молчание стало невыносимым, она подняла голову и оказалась с ним лицом к лицу. Он смотрел на нее таким же неподвижным, разъяренным взглядом, каким посмотрел на нее его прадед в ту ночь, когда она бросила в него подсвечник. Его смуглое лицо приобрело землистый оттенок, а черные глаза казались каплями застывшей смолы. Его упорное молчание источало какую-то недобрую силу, и эта сила давила на нее, возрождая все давние страхи. Молчаливая ярость Дэниела превращала его в ее глазах в Бернарда: только отпрыски рода Розье умели молчать так яростно и упорно. Она прижала обе руки к груди, стараясь унять отчаянное сердцебиение. Если он не заговорит сейчас же, подумала она, она не выдержит напряжения и умрет от разрыва сердца прямо здесь, вот в этом кресле, под его неподвижным убийственным взглядом.
Кэти очень не хотелось умирать сейчас, она хотела дождаться той минуты, когда увидит Бриджит – Бриджит, только что ставшую женой Питера. А после она может и умереть, зная с уверенностью, что то, чего она желала, свершилось.
Наконец он заговорил. В его словах не было ни обвинения, ни упрека, и тон его вовсе не был резок или груб.
– Вы очень ненавидите меня, не так ли? – просто сказал он.
Для Кэти это прозвучало хуже всякого проклятия.
– О нет, Дэниел, нет! Я вовсе не ненавижу тебя, – проговорила она, задыхаясь.
– Я знаю, что вы меня ненавидите. И вы устроили все это потому, что вы меня ненавидите.
– Нет, нет, это не так, Дэниел. – Она хватала ртом воздух. – Я ничего не устраивала.
– Не отрицайте. Это все ваших рук дело. – Его голос бы лишен всякого выражения. – Вы спланировали их свадьбу, потому что знали, что я люблю Бриджит и хотели причинить мне боль. Таким образом вы отомстили моему прадеду. Вы, оказывается, очень мстительны, дорогая прабабушка. Что ж, теперь вы можете успокоиться – я заплатил вам за его грехи.
– Нет, нет, Дэниел, ты ошибаешься. Все это совсем не так.
– Это именно так. И вы заставили заплатить не только меня, но и Бриджит. Потому что она любит меня – любит всей душой и каждой клеткой своего тела. Я знаю это. Но она боялась сделать больно вам, Кэтрин и
