на плече три длинные доски. Розина обернулась на него, поразившись его росту: в нем было больше шести футов, тогда как все остальные на заводе, как рабочие, так и администрация, были малорослыми, не больше пяти с небольшим футов. Не вызывало сомнений, что молодой человек – иностранец. В стекольной отрасли было занято больше иностранцев, чем в любой другой.
Третий цех был особенным: в нем изготовляли листовое стекло. Здесь они провели больше времени, так как Бостон задавал много вопросов. На обратном пути Аннабелла увидела пятнистого кота огромных размеров. Кот медленно брел через двор. Девочка воскликнула:
– Мама, посмотри, какая киска! Прелесть, правда? – Она хотела броситься за котом, но Розина поймала ее за руку.
– Мы уходим.
– Можно мне его погладить?
– Он тебя, чего доброго, оцарапает. – Она не стала добавлять, что от животного можно заразиться.
– Какой здоровенный! – сказал Стивен, глядя на кота. – Наверное, он охотится на крыс. У нас есть такой же в школе: ловит крыс одного с ним размера. – Розина недоверчиво покачала головой, но он со смехом добавил: – Ловит, ловит, тетя!
Она смотрела на него любящим взглядом.
– Тебе понравилась экскурсия?
– Чрезвычайно!
Ее взгляд задержался на его открытом, честном лице. Он не кривил душой и не обижался на плохое отношение к нему Эдмунда. Какой милый мальчик!
Она от всего сердца надеялась, что все случится так, как она рассчитывает, и он в свое время заинтересуется Аннабеллой, так как он уже сейчас души в ней не чаял и был старше ее на положенное число лет.
Пока они усаживались в карету, молодой человек иностранной наружности еще раз прошел мимо с досками на плече. Обернувшись к визитерам, он обвел всех их взглядом и лишь потом двинулся дальше со своей ношей.
В тот момент, когда Армор тронул лошадей вожжами, в ворота вбежала собака и, увидев кота, погналась за ним. Кот перед этим неторопливо занимался туалетом. Потревоженный собакой, он кинулся прямиком под копыта лошадей. Собака настигала его. Одна из лошадей, которую собака задела хвостом, громко заржала и встала на дыбы, смутив напарницу по упряжке. Напрасно Армор кричал на них и натягивал поводья: лошади понесли, устремившись в распахнутые заводские ворота.
Сами лошади еще проскочили бы в ворота, но карета, которую от их неслаженного галопа швыряло из стороны в сторону, наверняка зацепилась бы за стойку. Катастрофа, однако, была предотвращена – лошади неожиданно остановились в каком-то ярде от ворот.
Перепуганные экскурсанты привстали, желая разглядеть своего спасителя, выросшего между хрипящих лошадей. Он растаскивал их, как мог, широко раскинув грязные руки и обращаясь к ним на совершенно непонятном языке, слова в котором чередовались с характерными дребезжащими звуками, призванными успокоить обезумевших животных. Потом он выпустил уздечки и положил свои ладони на морды обеим взмыленным лошадям, отчего они совсем присмирели. Вспомнив о спасенных им людях, с восхищением рассматривающих его, он отошел в сторонку, утратив героический облик.
Эдмунд Легрендж поспешно покинул Карету, сопровождаемый Джорджем Бостоном, и стал осматривать лошадей. Они были теперь спокойнее, чем даже несколько минут тому назад, когда, застоявшись, нетерпеливо перебирали копытами. Взглянув на смуглого молодого человека, Легрендж искренне произнес:
– Благодарю вас. Вы поступили очень отважно. Молодой спаситель безмолвно смотрел на него.
– Наверное, вы, – Легрендж показал на упряжку, – знаете толк в конях?
– Я люблю лошадей.
Легрендж снова взглянул на молодого человека, осмелившегося не добавить к своему ответу словечко «сэр».
– Вы и прежде имели с ними дело?
– Почти всю жизнь.
– Вы как будто не здешний. Ирландец, должно быть?
– Вырос в Ирландии, но сам я испанец. – Ответы его звучали спокойно и независимо. Трудно было поверить, что это разговор хозяина и работника.
– Как вас зовут?
– Мануэль Мендоса. Легрендж прищурился.
– Вы здесь давно?
– На стекольном заводе? Пять недель. А в Англии – три месяца.
– Вы освоились, вам здесь нравится?
– Не очень. Вряд ли из меня получится стеклодел. Я не создан для этого.
Благодарность, которую Легрендж только что испытывал к нему, мгновенно сменилась раздражением. Ему не нравилась манера, в которой отвечал на его вопросы молодой человек: почему-то он не чувствовал превосходства над ним, что было, конечно, недопустимо. Он засунул руку в карман бриджей, достал кошелек из мягкой козлиной кожи и подал молодому человеку несколько соверенов, сказав:
– Это вам за труды.
