под прицелом лучников и копьеносцев обеих армий. Даже, если успеем до начала битвы, у меня смутное подозрение, что и римлянам, и другим не слишком понравится, что какие-то ротозеи разгуливают перед боевыми порядками. Значит, прийдется бегать наперегонки со стрелами… Мне-то что, я – дайвер. А вот остальным…
Падла хмурится, нервно поправляя очки:
– Знаете… Надо идти сдаваться.
– Сдаваться?
– Да. Они вот-вот двинут легкую пехоту и тогда выбраться из мясорубки будет труднее.
– К тем… или к этим?
– Лучше к римлянам. Про них я хоть что-то знаю, – бормочет Череп.
– Пошли, – не тратя времени командует бородач. Встаем и, стараясь не делать резких движений, под пристальными взглядами римских лучников идём к первым шеренгам боевого построения легионов.
– Стоять! – свирепо ревет какой-то коренастый центурион, – Вы что латинского языка не понимаете?! Я сказал, стоять, придурки! Или мои ребята сделают из вас гусей на вертеле!
– Да стоим, стоим, – цедит сквозь зубы Жирдяй, – Оказывается, в Древнем Риме тоже были прапорщики…
– Вы кто такие?
– Простые римские крестьяне, – бесхитростно улыбается Падла, – Волею богов, застигнутые в районе боевых действий.
– И чем же вы занимались в такое время? – с подозрением таращится на нас центурион.
– Чем, чем… – шепчет бородач, – Откуда я знаю? – он с надеждой оглядывается на Черепа. Но тот безмолвен.
– Стеклотару собирали, – выпаливает Дос.
Уж лучше бы он молчал!
Римлянин хмурится и рука его выразительно постукивает по рукоятке висящего на перевязи гладиуса.
– А сдается мне, что вы – пунические лазутчики!
Падла ненатурально смеется:
– Ну, что вы… Как можно. Вы не проведёте нас к начальству?
– Сперва, если вы – действительно, римские граждане, отвечайте: через сколько лет после освобождения Рима доблестный Камилл разбил при Аниене подлые галльские банды?
Опять старая шарманка! И какие они тут все недоверчивые. В конце-концов, что удивительного, если измученные гнетом рабовладельцев крестьяне решили немного поискать стеклотары… в чистом поле.
Все наши взгляды устремлены на Черепа. Он как раз делает движения руками, будто листает книгу. Похоже, вышел из
– Нет здесь никакой Аниены! – тихонько шепчет он Падле.
Пауза явно затягивается.
Центурион лениво почесывает подбородок и берется за рукоять гладиуса.
В какой-то книжке я читал, что сталь у римлян была не очень. И против приличных средневековых доспехов римские клинки – просто бесполезны. Хотя, конечно, рубить безоружного можно даже таким дрянным мечом из дрянной стали…
Эх, доспехи рыцаря сейчас бы нам пригодились. И чего я до сих пор не завел их в своем виртуальном гардеробе? Вернусь, обязательно заведу. А пока не отказался бы и от рессоры трактора „Беларусь“… Что делать-то?
– А вы не подскажете, какой сейчас год до нашей эры? – вдруг выпаливает Череп.
Обалдевший центурион хлопает глазами.
И громила пожимает плечами: дескать, дальнейшие разговоры все равно бесполезны. Пока римлянин не вышел из ступора, мы торопливо спускаемся вниз по склону.
Проблему мы не решили – так, слегка оттянули развязку. На пару минут. Или даже меньше.
– Бар-ра! – раскатисто проносится боевой клич над римскими легионами. С враждебной стороны тоже что-то кричат. Будто две волны начинают двигаться навстречу друг другу. Легкая пехота идет в атаку.
Падаем на землю. Летят стрелы. Пока только над головами.
– Справа приближается отряд, сударь, – мрачно бормочет Жирдяй.
– Сколько человек, сударь? – хмуро отзывается Дос.
– Тысяч пять. И слева тоже не меньше…
– А сколько у нас шпаг? – вопрошает Дос.
– Ноль. И мушкетов – тоже ноль. И даже ни одного пулемета системы „Максим“.
– Это хорошо, сударь, – вздыхает Дос, – Значит, умрем героями.
Падла поправляет очки. Выглядит он не слишком подавленным. Скорее – озабоченным. Значит, в запасе – что-то есть. Должно быть. И чего он тянет? Самое время пускать в ход это секретное оружие. Самое время. Иначе будет поздно.
Стрелы свистят все ближе.
Картинка неплохо сработана. Стрелы – как настоящие. Почти. Настоящую я бы вряд ли поймал. И даже пробовать не стал. А эти… Раз. Два. И три.
Пока что, успеваю. Пока что, в нас особо и не целятся…
Вс-с, вс-с, вс-с – просвистело рядом – надо же и звук совсем натуральный! Эти мимо. Одну – ловко отбил ногой. Хоп, хоп, хоп! Пару штук, вытанцовывая над товарищами, я поймал. Последняя – намертво пригвоздила штанину Доса к земле. В одиночку уже не справляюсь.
Череп подключился – и вовремя. Перехватил стрелу готовую вонзиться в мой бок. Проклятый дип- склероз! Раньше я бы и сам всё проделал одной левой! О, кажется, ситуация усложнилась. Тот мордатый центурион указывает своим лучникам в нашу сторону.
Интересно, надолго нас хватит? Эх, мне б десятую долю прежних способностей! Я б им устроил гибель Помпеи!
Проклятье, новая неприятность! С противоположной стороны тоже начали метить в нашу группу. С кем они, гады, воюют – с римлянами или с нами?!
Что-то кричат. Кажется, спрашивают: сколько веков назад был основан Кар-Хадашт. Ну, а если человек слыхом не слыхивал про ихний Кар-Хадашт – так что убивать его за это?!
Похоже, комедия близится к апофеозу. Какой смысл пытаться отбивать и ловить стрелы, если сейчас по сотне лучников с каждой стороны возьмут нас на прицел?
–
– Спартак – все равно чемпион, рабовладельцы проклятые! – орет Дос. Кажется он уже созрел для того, чтобы встать во весь рост и рвануть рубаху на груди.
Финита…
Оглушительный грохот, вспышка света сзади.
Оборачиваюсь. Шагах в пяти – нечто совершенно несуразное для эпохи античности. Туалетная кабинка!
Поперек дверцы масляной краской неряшливо выведено: „Не работает!“ В следующую секунду дверца распахивается и наружу выглядывает сияющий Маньяк:
– Карета подана, господа!
Едва начавшись, сражение захлебывается и замирает. И римляне, и их враги стоят, как вкопанные и таращатся на неслыханное явление. Возникшее в громе и молнии сооружение – не иначе, колесница богов!
Воспользовавшись этой паузой, вскакиваем и во всю прыть мчимся в сторону гостепреимно открытой кабинки.
Втискиваемся внутрь. Падла нещадно утрамбовывает нас до состояния килек в томате.
Знакомый центурион орет что-то воинственное и угрожающе машет мечом… Какое неуважительное отношение к посланцам самого Юпитера! Наверно, он – атеист.