стоянок и прочим трудовым народом.
Бывало, они мне рассказывали какие-то анекдоты. Естественно, это были такие же, как они сами простые и незамысловатые истории. Разумеется, не все из них были пристойными и годящимися для печати. Откровенно говоря, не было ни одного подобного. Когда анекдот рассказывает сантехник (пацаны, вот только без обид!), наивно полагать, что он (анекдот) без какой-либо редактуры легко сгодиться для публикации в рубрике «юмор» журнала «Гламур».
Это и понятно. Сантехник изъясняется просто и без церемоний. Где надо по смыслу сказать «х…й», он не будет изворачиваться и юлить, а просто скажет: «хуй». Если в анекдоте имеется описание, например, каких-нибудь половых актов, сантехник не станет ломать язык терминами вроде «коитус» и «куниллингус». В общем, мысль этого абзаца сводится к следующему: всякого я повидал и всякого послушал. Я совсем не неженка. По крайней мере в том, что касается анекдотов – совершенно точно. Я не краснею и не падаю в обморок при слове «жопа».
Но то, что я услышал в Третьяковской галерее от женщины бальзаковского возраста, почти что бабушки Нинель Сергеевны… Это было просто омерзительно, ребята. Самая настоящая немецкая порнуха-чернуха и «Верхом на мужиках-2»! Нет смысла приводить здесь в качестве доказательства какие-то цитаты и отрывки. Поверьте на слово, это был форменный пиздец в степени ужас!
В молчаливом недоумении смотрел я на раскрасневшуюся, вошедшую в раж исполнительницу. Нинель Сергеевна, живо размахивая руками и притоптывая мясистой ногой, взахлеб декламировала свои грязные рассказишки. Причем, несмотря на недельную подготовку, крайне посредственно и косноязычно, что только усиливало и без того жуткое впечатление.
Только на пятом или шестом анекдотце звезда эстрады наконец-то вспомнила и про меня. Бросив мимолетный, полный торжества взгляд («Что, съел? Видал, какая я!»), она внезапно заткнулась на полуслове. В качестве «доброго зрителя в девятом ряду» я не выдерживал никакой критики. Я стоял как бревно, с лицом, на котором должно быть не читалось и намека на восторг. Это Нинель Сергеевне категорически не понравилось.
– Почему вы не смеетесь? – спросила она меня совершенно трамвайным тоном, будто я ей на ногу наступил.
Не зная, что сказать, я не ответил. В самом деле, почему я не смеюсь?
– Вам что же, не нравится?! – с тем же напором продолжала Нинель Сергеевна.
Я по-прежнему молчал. Нинель Сергеевна окончательно на меня обиделась и с презрением произнесла:
– Вы, наверное, юмора не понимаете.
– Да, – поспешно подтвердил я ее догадку. – Совершенно не понимаю.
– А вот товарищу вашему очень даже понравилось!
Кстати, о товарищах. Надо непременно выяснить, что за подонок такой стимулировал Нинель эту Сергеевну притащить в культурное место ее мерзкую тетрадочку. Стал я ее выспрашивать. Каков же, говорю, он из себя этот ваш знакомый из «Куранта»? Наверное, такой со шрамами на лице, в сером костюмчике? Нет, отвечает, не он. Ящур стало быть, как ни жаль, но отпадает. А! Значит такой губастый, прыщавый, все время руками в карманах шевелит, да?
Нинель Сергеевна вскипела:
– Что вы мне все каких-то уродов подсовываете! Он совсем не такой!
– А какой же? – удивился я.
– Он такой мужественный, статный, высокого роста, широк в плечах… Красавец, в общем!
Нинель Сергеевна нарочито неприязненно, как ящерицу или насекомое оглядела меня с ног до головы. Это чтобы я понял, что я
– Он так похож на моего второго мужа… Я вообще люблю высоких, сильных мужчин! – победно присовокупила Нинель Сергеевна, причем на слове «сильных» она сделала прямо-таки неприличное ударение. Мол, «сильных» читай «неутомимых в любви».
Я же был опять одарен крайне неодобрительным взглядом. И это было уже, блять, неприятно! Не знаю уж, насколько высоких мужчин предпочитала Нинель Сергеевна, но даже я (а я сам себя скромно считаю пареньком роста скорее среднего) был выше ее на две головы. В принципе, ей и уволенный Креков вполне подошел бы по росту, да еще с некоторым запасом. А туда же: «высокий, «красивый, сильный».
Не, главное дело, «сильный»!
Каково!
Старая сволочь, дать бы тебе пинка под жопу!
Но вообще, я был слегка озадачен. Перебирая в памяти коллег-сослуживцев, я не находил никого с подобными приметами. Нет у нас и в помине таких бобиков. Неужто Е.Е?! Но он не стоит на постах… Крыкс? Нет, не может быть. Может кто из первой смены? Там полно моральных разложенцев. Какой-нибудь Канаткин. Или Зеленкин? А может, этот, как его… Пупырин? От человека с такой фамилией можно ожидать чего угодно.
Но Нинель Сергеевна, была непреклонна:
– Какая еще первая смена! Он во второй работает, я точно знаю. С Иван Иванычем.
И в правду, думаю… Ваню ни с кем не спутаешь.
– Тогда, – говорю, – сдаюсь.
Нинель Сергеевна же была твердо убеждена в том, что я ей специально голову морочу. Она широко расставила ноги, уперла руки в крутые бока, и набычив голову, зловеще произнесла:
– Да прекрасно вы его знаете, нечего придуриваться!
Ну, думаю, все, сливайте… Сейчас она еще матом меня обложит для полной сочности. А то и в бубен с
