Наверное, днем здесь открываются торговые ряды и ходит много народа.
Зато сейчас – ни души и стук шагов слышен далеко вокруг, что требовало повышенной осторожности.
Роман бесшумно крался за Хусаином по внешней стороне галереи, передвигаясь короткими рывками от колонны к колонне. Здесь Хусаин был на виду, исчезать ему некуда, и Роман безопасности ради отпустил его шагов на двадцать.
Дойдя до середины коридора, Хусаин неожиданно остановился.
Роман мгновенно шагнул за ближайшую колонну.
Почему задержка? Почуял «хвост»? Вряд ли, до этого он вел себя довольно спокойно. В чем же дело?
Выглянув из-за колонны, Роман увидел, что Хусаин сосредоточенно смотрит на часы, повернув руку так, чтобы свет от лампочки падал на циферблат.
Ага, понятно, ему назначена аудиенция на определенное время. Боится опоздать. Любопытно, кого он жаждет видеть в этот поздний по осенней поре час? Если бы человек шел просто ночевать в знакомое место и совесть у него была чиста, он не заботился бы так о времени. Значит, что-то за этим кроется.
Что именно? Попробуем догадаться.
Итак, до этого Хусаин встретился с Павловым. А Павлов встречался с Мустафой Хурмизом. Так. Хусаин работает на шиитов, но Крохин имеет сведения, что Хусаин двурушничает и тайно работает на Мустафу, снабжающего оружием повстанцев-суннитов. И похоже, так оно и есть.
Молодец, Крохин, хороший у него нюх. Умеет работать майор, ох умеет.
Теперь остается выяснить, с кем все-таки пришел на встречу Хусаин. Не с самим ли Мустафой? Впрочем, это сегодня вряд ли удастся узнать. Но вот завтра Крохин, зная, в какой дом пришел на встречу Хусаин, без труда вычислит хозяина этого дома. И, возможно, получит ответ на самые главные вопросы.
Ощущая холодок азарта под ложечкой, Роман вновь выглянул из-за колонны. Хусаин неторопливо шел дальше по галерее. Однако какие крепкие у него нервы. Впрочем, ничего удивительного. В таком опасном бизнесе, как торговля оружием, да еще на два фронта, да еще в активно воюющей стране, людей со слабыми нервами не бывает.
Тем временем Хусаин дошел до конца галереи и исчез из поля зрения, свернув направо. Роман, уже не прячась за колоннами, а только лишь стараясь не производить шума, на цыпочках побежал следом за ним.
Он чувствовал, что вот-вот наступит окончание ночных странствий Хусаина, и надо было не упустить его в самый решительный момент.
Добежав до конца галереи, Роман, не останавливаясь и не выглядывая из-за угла – а чего выглядывать, Хусаин шел к цели, как робот, – свернул направо, в темноту, и ринулся за ним, пытаясь разглядеть впереди его худую, ныряющую вверх-вниз фигуру.
Неожиданно острое чувство опасности толкнуло его изнутри. Он резко начал замедлять ход, еще не вполне осознавая, что происходит. Вокруг было темно, как под землей, и от этой темноты несло явственной угрозой.
«Не нужно было сразу выскакивать!» – пронеслась отчаянная мысль.
Что-то черное, невидимое шевельнулось сбоку, там, где была стена. Роман, действуя автоматически, ибо у него не было даже секунды на размышление, хотел отпрыгнуть в сторону – но вдруг все его тело пронзило болезненной конвульсией, сознание померкло, и он кулем повалился на землю…
Сначала Роман услыхал чьи-то голоса. Они звучали отдаленно, словно он слышал их из глубокого погреба. Затем, по мере того как сознание возвращалось к нему, он начал понимать, что говорившие находятся очень близко от него.
Он попытался шевельнуться. Но все тело было словно налито свинцом, и ему показалось, что даже пальцы его не слушаются. Что это могло означать? Его живьем закопали в землю? Но тогда почему он дышит и почему слышит голоса людей? Правда, он не различал ни единого слова, но все же люди были неподалеку.
«Наверное, я связан по рукам и ногам», – догадался Роман, когда ему все же удалось подвигать пальцами рук и ног.
Голова сильно болела, его слегка тошнило, и в теле ощущалась противная слабость, но больших повреждений, кажется, не было. «Они вырубили меня электрошокером, – сделал вывод Роман, – и куда-то затащили. И станут пытать…»
Так, спокойно. Надо хладнокровно оценить свои шансы. Судя по всему, он сидел на стуле со связанными за спинкой руками. Ноги тоже были накрепко притянуты к ножкам. На голове какой-то глухой матерчатый колпак, туго завязанный под подбородком, и это лишало его возможности что-либо видеть. Сквозь плотную ткань чуть-чуть просачивался свет, но и только.
Но как он так прокололся?! Зачем выскочил, как зеленый пацан, почему хорошенько не осмотрелся? Ведь ясно – увы, только теперь ясно! – что Хусаин заманивал его в ловушку. Шел, не оборачиваясь, никуда не спешил. А зачем ему спешить, если требовалось, чтобы «хвост» ни в коем случае от него не отстал? Как глупо… Как глупо и элементарно он попался. Наверное, его вели от самой кофейни. Ну, конечно, у них тут целая армия, а он один. Думал, что никто его не видит. Как же, будто здесь все сплошь дураки.
А, да что там… Вот к чему приводят недооценка противника и излишняя самонадеянность. Увлекся – и получил результат. Хотя, наверное, если бы он даже и был осмотрительнее, его в любом случае взяли бы. Это, как говорится, дело техники. Будь у него хорошее прикрытие, еще можно было бы вывернуться и избежать ловушки. Но, действуя в одиночку, он был практически обречен с самого начала…
Резкий удар ногой в кость голени отозвался острой болью. Не ожидавший удара Роман издал короткий звук и тем самым обнаружил, что пришел в сознание. Кто-то шагнул к нему и, вцепившись через колпак в волосы на макушке, бесцеремонно задрал ему голову. Теперь свет ярче бил через ткань, но все равно Роман ничего не видел, кроме неясных теней.
– Зачэм ты зледиль за Хусаином? – спросил его на русском языке чей-то голос с арабским акцентом.
Роман молчал, хотя понимал, что молчание в его положении равносильно самоубийству. Он был беззащитен, как новорожденный младенец. Все тело, от поднятого хрупкого горла до раскоряченного паха, открыто для жестоких ударов. С ним миндальничать не будут, это понятно, им нужны ответы на вопросы. И есть ли смысл играть в пионера-героя?
– Гавары! – крикнул допрашивающий, дернув его за волосы так, что хрустнули шейные позвонки.
Если бы видеть их лица! Тогда можно было бы нарисовать их психологические портреты и, исходя из этого, строить тактику поведения. Но он был ослеплен колпаком начисто. И это сильно давило на психику. И они хорошо об этом знали. Опытные. Он изначально никого и ничего не видел, что усиливало чувство страха и беспомощности. Они же, не теряя времени, задавали прямые вопросы и действовали при этом довольно грубо, сразу ломая его внутреннее сопротивление.
Пока они обходились без крайних методов, но было абсолютно понятно – и они этого не скрывали, напротив, всячески подчеркивали, – что если он будет запираться, то эти методы последуют незамедлительно.
Рука сжала волосы сильнее, стягивая до боли кожу на голове. Роман понял, что сейчас последует удар. Куда? Если по лицу, это еще не страшно. Хуже, если по внутренним органам. Или в пах… Хоть бы свести колени вместе. Куда там, его приторочили к стулу на совесть. А толк в битье они знают, в этом можно было не сомневаться.
– Я ни за кем не следил, – сказал Роман, толкаясь губами в грубую ткань колпака.
При этом он непроизвольно поджал мышцы живота в ожидании удара. Только бы не в пах… Понятно, что они ему не поверят. Но как они поведут себя дальше? Только бы не в пах…
Но бить его не стали и даже отпустили волосы. Что за странность? Роман напряженно ловил каждый звук. Чего они замолчали? Даже между собой не переговариваются. Может, ему поверили – бывают же чудеса на свете. И сейчас, извинившись, развяжут и отвезут домой?
Вдруг ему что-то надели на голову, и сильные руки туго соединились у него на шее. Колпак, и так плохо пропускавший воздух, плотно прижался к лицу. Роман попытался вдохнуть – и не смог. Теперь он понял, что произошло. Ему поверх колпака натянули на голову целлофановый пакет и перекрыли доступ кислорода. Способ простой и очень действенный. Когда начнешь задыхаться, расскажешь все, что знаешь и не
