– Дэв! – крикнул он, кривя плачущий рот, и показал дрожащим пальцем: – Там…
Его подхватили на руки; он, торопясь и глотая слова, рассказывал, что тайком пошел в глухой уголок сада, чтобы наловить птиц, а там в кустах оказался дэв. Громадный, как гора, и страшный, как Иблис.
* * *
Дмитрий услышал людей раньше, чем увидел. Он не стал прятаться, а вышел на прогалину и остановился, протягивая на вытянутых руках брошенный мальчишкой тазик.
Их было пятеро – этаких оживших музейных манекенов, приземистых, смуглых человечков, вооруженных копьями, в доспехах и шлемах. И у каждого на боку длинный, слегка изогнутый тесак.
Он смотрел, как они приближаются, борясь с желанием развернуться и кинуться прочь – туда, где несет свои желтые воды река. Броситься в нее прямо с откоса. И плыть, плыть…
Заметив его, они остановились и коротко посовещались. Потом распались в короткую цепь и стали приближаться, держа наготове копья.
Он медленно поворачивался, чтобы не упускать их из виду.
Воины вышли из-под деревьев и уставили на него копья. Напротив Дмитрия стоял широкоплечий молодчик с раскосыми монгольскими глазами и вислыми редкими усами. Его копье было украшено красным бунчуком, а из-под круглого шлема выползала на плечо косица. Молодчик щерил гнилые зубы и грозил ему толстым, смуглым пальцем. Потом он прокричал что-то гортанным голосом.
– Салям алейкум, – проговорил Дмитрий. – Салям алейкум…
* * *
– Улугбек, ты останешься со мной, – велела Биби-ханым[6] внуку.
Мальчишка обиженно надул губы, но перечить не стал. Уселся возле ее ног и подпер щеку ладошкой. Биби-ханым не поверила его рассказу. Дэв. Выдумает тоже! Сколько она лет прожила, а сколько он! Начитался сказок. От книг за уши не оторвать. Дай волю, дни и ночи напролет за книгой просиживать будет.
Она сделала знак рабыне-персиянке. Рыжеволосая и синеглазая рабыня поднесла най к губам и заиграла. Биби-ханым умиротворенно прикрыла веки. Искусная свирелыцица. Мастерица. Сквозь смеженные ресницы Биби-ханым взглянула на Улугбека. Тоже заслушался. Вот-вот, пусть посидит и послушает. Траль ная оборвалась фальшивым писком. А на смену свирели раздался отчаянный и многоголосый визг рабынь.
– Бабушка… – вскрикнул Улугбек.
Биби-ханым расширившимися глазами смотрела на появившееся около беседки чудовище. Человекоподобная тварь была трех аршин росту и вся покрыта потрескавшейся охряного цвета коростой и кровью. Услышав визг рабынь, чудище повернулось, и Биби-ханым увидела остекленевшие круглые глаза, горящие адским зеленым пламенем.
Рабыни завизжали еще громче и забились в дальний угол беседки. Лишь персиянка бросила най и подползла к Биби-ханым, прошептав: “Я здесь, моя госпожа”.
Чудовище отвернулось и, как завороженное, уставилось на фонтан, в струях которого беззаботно прыгали деревянные, расписанные красным и золотом шары. Оно сделало нерешительный шаг в сторону фонтана и вдруг вновь остановилось, на этот раз привлеченное расписанными в яркие краски стенами дворца.
На дорожке появились двое нукеров охраны. Один размахнулся и метнул копье. Чудовище словно очнулось от спячки и ловко увернулось. Рабыни вновь зашлись заполошными криками: копье с треском впилось в столб беседки.
Тварь, прихрамывая, быстро двинулась навстречу нукерам. Извернулась, уходя от удара меча, и влепила хлесткую оплеуху метнувшему копье нукеру. Тот завертелся волчком, рухнул и застыл. Второй напал на чудовище, гоня его копьем. Тварь отступала, уходя от удара, а затем изловчилась, перехватила копье и выдернула из рук – нукер не удержал равновесия, его по инерции кинуло на тварь, а та наградила воина стремительным, встречным тычком широкой ладони в лоб. От удара нукер покатился кубарем. Перевернувшись два раза, он остался лежать.
Чудовище отбросило копье в сторону и медленно пошло к беседке.
Биби-ханым замерла. Деваться было некуда: кругом живая изгородь, а единственный путь к бегству перекрывает ужасная тварь.
– Бабушка! – дико завизжал Улугбек.
Он вскочил на ноги, выхватил из ножен на поясе кинжал и с сиплым визгом кинулся на дэва.
Крик застрял в горле у Биби-ханым. Она беспомощным жестом подняла руку ко рту.
* * *
Дмитрий не помнил, как сюда попал. Он вообще ничего не помнил – с того момента, как… Он даже не мог вспомнить, с какого именно момента. В памяти всплывали какие-то перекошенные рожи. И еще – чувство беспросветного тоскливого отчаяния, которое гнало его куда-то, а куда – он тоже не знал.
К нему приближался исходящий сиплым визгом маленький комок. “Ребенок. И очень испуган”, – мелькнуло в сумеречном сознании.
Дмитрий легко ушел от кинжала. Малыш потерял равновесие и стал падать, но Дмитрий не дал – подхватил. Тот отчаянно забился и вдруг обмяк, выронив кинжал. Дмитрий узнал пацана – тот самый, что убежал от него, бросив свой тазик.
– Не бойся, – сказал ему Дмитрий. – Я тебе ничего плохого не сделаю.
Держа мальчишку на весу, он посмотрел по сторонам: какой дурак отпустил пацаненка без присмотра? И увидел старуху в красном широком платье, сидящую на возвышении в просторной беседке – руки по локоть в толстых браслетах, на шее тяжелое ожерелье. Старуха взирала на него с ужасом. Возле ее ног сжалась
