Вот те на! Он-то полагал, что придется ехать за тридевять земель, а тот, кого он так страстно желал увидеть, находится, оказывается, совсем рядом, едва ли не в пределах Садового кольца. А если так, то их встреча состоится очень скоро.
Егор увидел, что пальцы его рук заметно вздрагивают. Что ж, немудрено. Отец. Его отец. Человек, которого он не помнил, но которого тем сильнее мечтал увидеть. В каких-то сорока минутах езды от него.
Фантастика!
Он перевел дух и еще раз взглянул на записку. Прочел адрес внимательнее и заметил то, чего не заметил сразу.
Две девятки. Те самые, которые он разобрал в туманных видениях вокруг профессора Никитина. Видимо, тому эти две девятки были хорошо знакомы, и он не раз посещал квартиру отца.
Но что за люди! Один не признается сыну, где прячется его отец, второй, не видя сына много лет, почему-то не стремится к встрече с ним. Впрочем, чему удивляться? Если он подверг трехлетнего ребенка своим безжалостным опытам, то как он может относиться к нему взрослому? По рассказам Никитина, его отец ради науки готов на все, он буквально одержим своим делом. Есть ли у него интерес к тому, кого он сознательно и планомерно превращал в урода, или… он предпочел бы никогда с ним не встречаться?
А может, мелькнуло в голове Егора, отец ничего о нем не знает? Может, Никитин все это время скрывал свои связи с ним?
Но зачем?
И в таком случае – как встретит его отец?
От подобных мыслей потянуло морозцем, и только сейчас Егор подумал о том, что он совершенно не готов к этой встрече. До сих пор она виделась исключительно в радужных тонах, где взаимные объятия и задушевные разговоры были логичной наградой за долгую разлуку.
Но теперь возникал вопрос: а будут ли объятия?
«Разберемся на месте, – решил Егор. – Во всяком случае, стоит мне на него посмотреть, и я буду знать, как себя вести дальше».
Оставалось понять, что означают железнодорожные рельсы из его видений.
Но это – вторым порядком. Сейчас он должен ехать на Ходынскую.
Отстояв положенное в пробках и обогатившись еще парочкой неутешительных мыслей, Егор вскоре подъехал к дому номер двадцать на Ходынской улице.
Оказалось, это совсем рядом с железнодорожными путями. Проходящие мимо составы монотонно погромыхивали под самым боком дома номер двадцать – красного монолита в десять этажей, и Егор понял, откуда взялись виденные им рельсы.
«Пока все просто, – подумал он. – Посмотрим, что будет дальше».
Он нашел нужный подъезд и поднялся на пятый этаж. Дом был старый, постсталинской постройки, и квартиры здесь были раскинуты привольно, по две на лестничную клетку. Стиль был узнаваем, и Егор подумал, что Никитин и его отец, словно динозавры из мезозоя, имеют схожие привычки и, должно быть, схожую внешность.
Горин позвонил в дверь и принялся ждать, испытывая сложные чувства. На его губах трепетала улыбка, но сам он чувствовал, что она несколько натянута и выражает скорее сомнение, нежели радостное ожидание.
Он перестал улыбаться, и, так как к дверям никто не подходил, позвонил еще раз, уже дольше придавив пуговку звонка.
Тишина.
«Надо было предупредить, – подумал Егор. – Но как я мог предупредить? Никитин не дал телефона».
Вдруг он увидел, что между дверью, обитой истертым дерматином, и косяком есть небольшой зазор. Дверь закрыта не до конца!
Подождав еще немного, Егор осторожно толкнул дверь. Она неожиданно легко отворилась, явив его взору пустой коридор и его собственное отражение в огромном зеркале.
Увидев это отражение в полутемном коридоре, Егор сперва принял его за какого-то человека и застыл на месте, пригвожденный его пристальным взглядом. Сообразив после секундного замешательства, что это он сам смотрит на себя, Егор вошел в прихожую и закрыл дверь.
Висящее напротив зеркало нервировало его, но он не сразу решился пройти в глубь квартиры. Поначалу попытался на слух определить, один он здесь или же поблизости есть кто-то из жильцов.
Но в квартире стояла абсолютная тишина. Только глухо стучали колеса составов, но это лишь подчеркивало царившее в стенах безмолвие.
Егор рискнул и осторожно двинулся дальше, стараясь не смотреть на зеркало, хотя ему все время хотелось в него посмотреться, что было, учитывая обстоятельства, никчемным кокетством и к тому же затягивало время.
Миновав зеркало, Егор заглянул в кухню. И увидел стоящую на столе чашку с недопитым чаем. Потрогал. Чашка была еще теплая. Значит, совсем недавно здесь кто-то был.
Это открытие взволновало Егора. Кто-то был, но сейчас его нет. И дверь не заперта. Словно тот, кто здесь обитал, прямо перед его появлением срочно покинул квартиру. Судя по температуре чашки, не более десяти минут назад.
И куда он девался?
«Он – это отец, – сказал себе Егор. – Мой отец только что был здесь – и пропал. Почему? Кто-то предупредил его о моем приезде, и он бежал, не желая встречаться со мной? Чепуха. Судя по рассказам Никитина, он человек с твердым характером, и подобные выходки вряд ли ему свойственны. Быть может, узнав о приезде сына, он помчался за шампанским? Хм, сомнительно. И потом, от кого он мог узнать? От Никитина? Если бы Никитин хотел предупредить его о моем приезде, он сделал бы это раньше. А кроме Никитина, никто не знал. Или… знал? Что, если кто-то третий узнал о моем визите и этот третий не желал нашей встречи с отцом? Что, если он… похитил отца?»
Добравшись до этой мысли, Егор ощутил сильнейшую тревогу. Он превозмог желание незамедлительно покинуть квартиру и произвел беглый осмотр всех трех комнат, из которых, впрочем, одна пустовала, а во второй стояла лишь одна тахта, тщательно застеленная стареньким покрывалом.
Через пять минут он выяснил – по одежде в шкафу и по предметам в ванной, – что здесь действительно жил один мужчина. Судя по седым волоскам на бритве, немолодой. Образ жизни у него был самый скромный, хотя стоящие в баре бутылки с коньяком и вином, а также коробка сигар – настоящих, кубинских – говорили о том, что мужчина этот не чужд некоторых не совсем монашеских привычек. Тут Егор не мог не улыбнуться: он невольно узнал себя в этом старом эпикурейце.
Каких-либо приборов, знакомых ему по работе с профессором Никитиным, обнаружено не было. Также не нашлось ни фотографий, ни документов. Зато Егор нашел несколько книг по ясновидению и современным научным разработкам на эту тему. А это уже кое-что значило.
Проводя осмотр, Егор все время прислушивался – вдруг подаст голос исчезнувший жилец? Прошло более десяти минут его пребывания здесь, и тот, кому срочно понадобилось выйти, должен был бы вернуться. Иначе зачем бы он оставлял дверь открытой?
Но нет, никто не возвращался.
Задерживаться более в квартире не имело смысла. Нужно было уходить. Но Егор не осмотрел прихожую, в которой чувствовал себя крайне неуютно из-за того большого зеркала. Прихожая мало что объясняла, но ему была важна любая зацепка. Поэтому, включив свет и избегая смотреть на зеркало, Горин начал осматривать пол и стены. И почти сразу же увидел, что ковровая дорожка завернута одним углом. Казалось, кого-то вели – или тащили – и он, упираясь, ногой зацепил дорожку, отчего угол и завернулся.
Никаких других следов насилия обнаружено не было, но Егор вдруг уверовал, что его отца похитили. Кто? Это предстояло выяснить. Но он был твердо убежден, что тот, кто здесь жил, покинул свое жилище не по своей воле. А то, что это совпало с его приездом, могло быть либо случайностью, либо цепью каких-то последовательно совершающихся событий. Учитывая, что и его отец, и он были так или иначе вовлечены в один и тот же круг интересов, можно было сделать предварительный вывод, что те, кто лишил его встречи с отцом, питают определенный интерес к нему самому.
