...Железнодорожная магистраль, по которой осуществлялось снабжение немецких войск, наступавших на Москву, охранялась весьма тщательно. В частности, на участке, о котором пойдет речь, хоть и довольно открытом, через каждый километр располагался сторожевой пост, вдоль путей курсировали дрезины с патрулями. Ночью охрана усиливалась. Долгое время никаких происшествий на участке не было, и начальник охраны, капитан Рорбах, спал спокойно.
Но однажды поступили сведения, что километрах в сорока от Жуковки, где помещался штаб охраны, русские высадили десант. Совершенно случайно это обнаружил возвращавшийся с попойки поздней ночью полицай. Над лесом довольно низко пролетел самолет, сделал круг и сбросил нескольких парашютистов. Мгновенно отрезвевший полицай погнал лошадь в ближайшую комендатуру. Лес прочесали дважды, вдоль и поперек, но никого не нашли. Через день поступило сообщение о новом десанте, а через несколько дней — еще об одном. На этот раз немцы серьезно обеспокоились, всюду были разосланы приказы о повышенной бдительности, в течение недели посты выставлялись в удвоенном составе.
Постепенно страхи улеглись, и все пошло по-прежнему.
И вдруг телефонный звонок разбудил Рорбаха в два часа ночи. В десяти километрах от Жуковки был пущен под откос эшелон с артиллерийскими снарядами. Через полчаса капитан прибыл на место. Мощные прожекторы освещали печальную картину: десятки искореженных, развороченных вагонов лежали вдоль насыпи, взрывы снарядов опалили траву, лес, кустарник на сотни метров вокруг. Пока Рорбах и его солдаты суетились, вынося убитых и раненых, а ремонтная команда восстанавливала пути, небольшая группа гестаповцев внимательно изучала место происшествия.
На следующий день коменданту округа генералу Ранке лег на стол доклад. Из доклада явствовало следующее.
Партизаны (а скорее всего те самые парашютисты, которые были недавно замечены) незаметно подкрались к сторожевому посту, сняли часового и, заминировав путь возле самого поста, скрылись. Труп часового, чудом уцелевший среди огня и взрывов и лишь отброшенный на два десятка метров взрывной волной, был тщательно осмотрен. Эксперты установили, что к часовому подкрались, видимо, совершенно незаметно и мгновенно задушили искусным приемом.
Сторожевые посты были вновь усилены, через каждые полчаса вдоль полотна проходил патруль, а через каждые два-три часа проезжала дрезина. Обходы и смена часовых производились в самое неожиданное и каждый раз разное время.
Прошла неделя, и под откос полетел новый эшелон. На этот раз генерал Ранке лично прибыл на место катастрофы. Его сопровождал опытный следователь из гестапо Крамер, эксперты, целая толпа эсэсовских офицеров. Выяснилось, что все произошло так же, как и в прошлый раз, но была одна непонятная и пугающая деталь: создавалось впечатление, что диверсант, незаметно подкравшийся теперь к уже удвоенному сторожевому посту, дождался, пока оба часовых окажутся к нему спиной, и, бросившись на них, с невероятной быстротой уничтожил одного за другим. И при этом опять-таки голыми руками. На недоверчивый вопрос генерала — не было ли нападавших двое-трое — эксперты категорически заявляли: нет, действовал один человек!
Диверсии участились. Теперь не проходило двух-трех недель, чтобы на полуторастакилометровом участке не взрывались, не летели под откос поезда с техникой, живой силой, снарядами. А иногда партизаны нападали и на расположенные в окрестностях склады, бензохранилища.
Были предприняты чрезвычайные меры. Лес многократно прочесывали, вдоль путей вырубили, на деревни совершали неожиданные налеты. Чтобы запугать население и заставить его выдать партизан, десяток жителей расстреляли и повесили, несколько домов сожгли.
Но ничего не помогало.
Видимо, диверсантов было немного, они были опытны, смелы и искусны в своем деле и легко скрывались от карателей. На несколько дней все затихало, а потом следовал очередной взрыв.
Теперь уже сторожевые посты располагались не дальше двухсот-трехсот метров друг от друга, в окопах с круговой обороной. Подвижные патрули насчитывали по пять-шесть человек. Но наступили холода, часовые мерзли в своих холодных тесных окопчиках, вылезали размяться, погреться, и тут-то их и настигала «тихая смерть». Это выражение, заимствованное из словаря еще первой мировой войны, подходило здесь как нельзя точно. Гестаповцы уже твердо знали: на часовых каждый раз нападал один и тот же человек — они хорошо изучили его «почерк», — человек, в совершенстве владевший приемами самбо, этой русской борьбы без оружия, схожей с японской джиу-джитсу, но, как утверждали знавшие свое дело эксперты, значительно эффективнее и страшнее.
Человек действовал с ошеломляющей быстротой. Однажды после осмотра трупов и места происшествия было бесспорно установлено, что он успел уничтожить часового, разминавшегося около окопчика, а затем,совершив чуть не трехметровый прыжок, вырвать автомат у другого раньше, чем тот успел выстрелить. Завязалась борьба. Часовой сумел выхватить нож. Но, даже не потрудившись выбить у него из руки этот нож, партизан им же заколол часового.
Судя по всему, человек был не только асом в знании этой страшной борьбы, не только быстрым, как тигр, и бесшумным, как кошка. Он обладал, наверное, и колоссальной физической силой, потому что легко справлялся с такими часовыми, чей вес превосходил сотню килограммов, а мускульная сила позволяла валить быка.
Чего только не предпринимала охрана, чтобы выловить проклятых диверсантов. Но диверсанты оставались неуловимыми.
Рорбах похудел. По ночам ему снилась передовая, куда грозил его послать Ранке. Он не знал, что и перед Ранке кошмаром стоит фронт, куда его, в свою очередь, грозится загнать начальство повыше.
Только к середине зимы благодаря чрезвычайным мерам удалось, наконец, настичь одного из диверсантов. То ли мина взорвалась раньше времени, то ли осколки тяжелых авиабомб, которые вез эшелон, поразили на этот раз неожиданно большое расстояние, но двое партизан (а судя по всему, их всего двое и было), закладывавших мину, оказались ранеными: один — тяжело, другой — полегче. Тот, что полегче, два километра ползком, с перебитой ногой, тащил товарища на спине. Здесь тяжелораненый умер, а другой партизан прополз еще километр. Там его и настигла погоня. Он отстреливался недолго: не хватало патронов. Но, когда эсэсовцы подбежали к нему, он взорвал гранату, убив себя и троих врагов.
Трупы партизан были тщательно осмотрены. Осмотр подтвердил сведения, которые к тому времени уже собрало гестапо: в районе Жуковки действовал специальный диверсионный отряд, состоявший из русских спортсменов высокого класса, и притом разных спортивных специальностей. У одного из погибших диверсантов уши были расплющены: он явно много лет занимался борьбой, о чем свидетельствовала и могучая мускулатура. Во втором по шрамам на бровях, по фигуре эксперты без труда определили боксера.
В течение зимы еще трижды удавалось «ловить» партизан. Но «ловить» именно в кавычках. Каждый раз они отчаянно отстреливались, а последней пулей убивали себя (подходить к ним и пытаться брать их живыми немцы уже не решались). И только весной Рорбаху, наконец, повезло; один из диверсантов попал в плен! Когда, настигнутый карателями, он отстреливался, кто-то бросил в его сторону противотанковую гранату. Такой прием придумал следователь гестапо Крамер. Он посоветовал бросать в направлении настигнутых диверсантов мощные противотанковые гранаты — в расчете на то, что они оглушат (но не убьют) русского и его можно будет захватить живым. Дважды такая попытка терпела провал, но на этот раз удалась. В бессознательном состоянии партизана схватили и доставили в штаб.
Пожалуй, будь ранен сам генерал Ранке, он не удостоился бы такого внимания и забот военных врачей. Пленного немедленно перевезли в специальную палату. Ему делали инъекции всевозможных препаратов, кормили на убой. Начальник госпиталя, видный хирург, с дюжиной ассистентов несколько раз в день наведывался в палату.
У постели пленного круглосуточно дежурили два здоровенных эсэсовца, а все острые предметы и веревки, шнуры, тесемки были убраны. Крамер опасался, как бы пленный не покончил с собой. Когда специалист-хирург поставил своего необычного пациента на ноги, за него взялись другие специалисты: Крамер и его помощник, опытнейший заплечных дел мастер, Вольф. Ростом около двух метров, весь из мышц, бывший чемпион Баварии по борьбе, фельдфебель Вольф пользовался в гестапо особой репутацией. Его «обработки» не выдерживал ни один допрашиваемый.
Но этот выдержал.
