Запись на лингвистический факультет заняла на удивление мало времени. Главное, чтобы студенты аккуратно платили за учебу. Не в пример некоторым странам, от окончившего Университет требовались наряду с дипломом прежде всего знания, за один диплом без таковых никто не стал бы держать выпускника на работе. Поэтому никто не был больше заинтересован получить эти знания, чем сам студент, тем более что обходились они в копеечку.
Оказалось, что деньги за Кара уже переведены. Его без звука записали в группу Серэны, и со среды он приступил к занятиям. Сначала Кар чувствовал себя потерянным. Необходимость точно прибывать на занятия, сидеть в аудитории, что-то записывать… Школьные годы давно растаяли в дымке воспоминаний. Кроме того, он не узнавал свою Серэну. Она была в сером костюме, в строгих очках и сама держала себя строго.
«Черт возьми, — подумал Кар, — какой она может быть разной. Надеюсь, в семейной жизни она будет другой».
Конечно, занятия особой радости Кару не доставляли. Он давно забыл, что значит учиться. Чтоб нажимать на спуск автомата, всаживать нож в спину часового, к которому подкрался ночью, выстрелить в затылок пленному, для всего этого особых знаний не требуется…
То есть как это не требуется? Еще какие знания нужны! Неизвестно, где нужно было больше терпения, упорства, способностей — выучить глаголы, какие-то исторические даты, прочесть роман какого- то иностранного писателя или до совершенства овладеть приемом Иванами, что в переводе с японского означает «скала, смытая волнами», или юки-оре, что значит «сломанная снегом ветка». Недаром в Кодакане тайны дзюдо постигают годами.
И вот что важнее — знать культуру, историю, литературу, язык какой-нибудь страны или получить черный пояс и хотя бы второй дан, — это еще как сказать.
Вернее, что важней для него, что принесет больше пользы? Раньше он думал, что в его профессии умение стрелять, драться, владеть ножом — главное. Но вот, оказывается, если верить вице-директору Бьорну, иные знания открывают более широкие перспективы. Ну что ж, ему видней. Учиться так учиться.
Кар, в общем-то, был способным парнем, быстро схватывал, обладал хорошей памятью, и предметы давались ему без особого труда. А главное, все скрашивало присутствие Серэны. Сидя в аудитории, он порой ловил себя на том, что не столько слушал ее объяснения, сколько смотрел на нее, любовался ее лицом, фигурой, манерой держаться, вспоминал какие-то минуты их общения — вот они купаются, вот едут в машине, вот обедают на приморских террасах, гуляют, танцуют, целуются…
Кар гнал от себя игривые мысли и, нахмурив лоб, весь обращался в слух: «Глагольные окончания изменяются в зависимости…»
Ох, и скучища все-таки…
Кар оглядел своих соседей по аудитории.
Он уже успел присмотреться к тем, кто входил в его группу. Ну, всех-то он, конечно, не удостаивал вниманием. Но вот Роберт, его соотечественник, парень будь здоров — культурист, весь из мускулов, красавец, только помоложе. Кар вначале ревниво следил, не обращает ли Серэна на него особого внимания. Оказывается, нет. И то слава богу. А вот Жюли — француженка, хорошенькая брюнеточка, черноглазая, кокетливая, темпераментная небось, как все эти француженки! Не то что Мари, местная, жительница этого города (что не часто встречалось в Университете), серьезная, красивая, лицо классически очерчено, высокая, с прекрасной, тоже классической фигурой (так, по крайней мере, решил Кар, хотя вряд ли он мог бы ответить на вопрос, что такое классическая фигура). Или могучая золотоволосая шведка Ингрид. В любую погоду она ходила на занятия в коротких джинсовых шортах с бахромой и таком же потрепанном джинсовом лифе, обнажавшем живот. И длинные ноги ее, и живот, и руки были мускулистыми и всегда загорелыми до черноты. Эдакая Валькирия из скандинавских мифов (так, по крайней мере, считал слабо разбиравшийся в мифологии Кар).
То, что Кар выделил из всей группы именно этих трех красавиц, вовсе не значило, что в ней не было других представительниц женского пола, просто он тех не замечал. Ну а ребята? Ребята были разные. Вот Роберт, в смысле внешности и физических данных (тем более что занимался культуризмом) — опасный соперник, но, слава богу, Серэну он, видимо, не интересует. Был еще Эстебан, испанец, прилизанный красавчик, эдакий тореадор, кажется, у них роман с Жюли. Или Эдуард, опять-таки соотечественник, — в очках, длинный как жердь, узкоплечий, сутулый, но самый умный и образованный в их группе, он изучал четвертый язык и имел уже один университетский диплом. Эдуард пользовался уважением, всеобщим уважением и был признанным лидером. Наконец, Кар выделил еще одного парня, тоже, в виде исключения, из этого города, — невысокий, крепкий, с низким лбом и бегающими глазами. Явно, если верить Ламброзо, потенциальный преступник. Над всеми посмеивается, все ему не нравится (кроме денег и роскошной жизни, которая ему недоступна). С таким надо держать ухо востро. У парня было странное имя Лиоль и тщательно скрываемая им биография. Он ничего и никому старался о себе не рассказывать (как, впрочем, и Кар).
Был еще сорокалетний толстяк, вечно демонстрирующий всем фото своей такой же толстой жены и четверых детей («И когда успел настругать?» — неодобрительно думал Кар). Подлинное имя толстяка все забыли и звали его почему-то Боб, хотя было точно известно, что он не Роберт.
Появление Кара в группе произвело впечатление — такой могучий, интересный, прошедший войну, каратист! Только Роберт сначала поглядывал на него ревниво, но в конце концов успокоился. Кар вел себя скромно, на девчонок из группы не претендовал, в занятиях охотно обращался ко всем за помощью, признавая тем их превосходство.
— Научил бы меня каратэ, — вызывающе улыбаясь, попросила его однажды Ингрид. — Я бы тогда ничего не боялась.
— Ничего или никого? — игриво спросил Кар.
— И никого, — расхохоталась она. — Прими меня в свою школу, увидишь, я буду прилежной ученицей.
Кар перестал улыбаться — вот откуда грозит опасность! Он напрасно ожидал ее со стороны Серэны, а, поди ж ты, явилась с совсем неожиданной.
— Возьму, — нашелся он, — только надо дождаться нового набора. Нынешние-то мои ученики уже заканчивают. Могу, конечно, дать индивидуальные уроки…
— Что ж, с таким парнем можно позаниматься и частным образом, — в свою очередь рассмеялась Ингрид и бросила на Кара оценивающий взгляд.
«Этого мне еще не хватало! — с тревогой подумал Кар. — Уж кого такая схватит своими ручищами — не вырвется».
С Робертом они быстро нашли общий язык, но спорили отчаянно. Как ни странно, споры сблизили их.
— Слушай, Роберт, твой культуризм годен только девок ловить. Ну, накачал ты себе мячи футбольные вместо бицепсов. А что толку? Только сердце портишь.
— За мое сердце не беспокойся, — горячился Роберт, уязвленный пренебрежением к его хобби, — зато такую фигуру ни один бог не создаст!
— Ну при чем тут бог? — насмехался Кар. — Бог творит разумные создания, а фигура культуриста — сооружение неразумное. Да и качаешь небось по десять часов в день.
— Уж лучше мышцы качать, чем мозоли на пальцах набивать и ногами потолок доставать.
— Эх, ты! — Кар смотрел на него с жалостью. — Да не знай я своих приемов, не имел бы я счастья с тобой тут болтать.
— Между прочим, твои приемы, — неожиданно серьезно сказал Роберт, — только чтоб народ калечить. Каратисты — люди жестокие и злые.
— Брось. — Кар добродушно улыбнулся. — Ну какой я злой, посмотри на меня! А вот постоять за себя могу.
— Ну ладно, — Роберт тоже улыбнулся, — будем считать, что ты редкое исключение — добрый каратист! Во всяком случае, когда полиция начнет нас в следующий раз лупить, пригодишься.
— В следующий раз, — насторожился Кар, — что ты имеешь в виду?
— Да задумали мы тут одно дело. Ты об «Очищении» слышал?
