— Оно недостойно нашего времени…
И пошли, и поехали! Мы с Франжье молчим. Зебра тоже. Жует жвачку. В такие минуты она действительно похожа на лошадь. Вернее, на корову. Но это бодливая корова, и рогов у нее бог, вопреки пословице, не отнял.
Короче говоря, выясняется, что «Армия справедливости» решила провести «операцию» по поджогу одного из крупнейших в городе магазинов «Два квартала», и поручено это нам — мне, Гудрун и Зебре. А штабное, так сказать, руководство (с почтительного расстояния) осуществляют Франжье и Рика. И вот они пришли посоветоваться.
Через минуту выясняется, что советоваться нечего. Они настолько тщательно все продумали, что остается только исполнять.
На следующий день отправляемся в магазин — в эту «империалистическую крепость имущества потребления», по выражению Гудрун.
Мы ходим по его десяти этажам, мимо бесчисленных прилавков, стеллажей, витрин, где лежит, висит, стоит «имущество потребления».
Народу тьма — дамы среднего достатка, озабоченные мужчины, старухи и старики, мамы с детьми, молодежь. Смотрят и изучают, но покупают мало.
Мы в джинсах и свитерах. Таких здесь много. По эскалатору поднимаемся с этажа на этаж, высматриваем удобные для проведения «операции» места. Отдел одежды. Здесь все просматривается. Снимаю с вешалки плащ, захожу в примерочную кабинку. Она маленькая, после закрытия ее наверняка убирают, тут сумки не оставишь — сразу заметят.
Поднимаемся в отдел «Белье — рубашки». Здесь нет даже примерочных кабинок. «Косметика», «Сувениры», «Игрушки» — слишком много продавщиц.
Наконец добираемся до девятого этажа — «Мебель». Все заставлено гарнитурами, диванами, столами, кроватями, креслами… Продавцов не видно. Ну, кто в наше время покупает в универсальном магазине мебель?
Гудрун даже смеется над таким предположением. Все втроем валимся на кровать, пробуем мягкость пружин, садимся в кресла-качалки. Зебра открывает летний бар, дурачится, изображает, что пьет, что напилась, незаметно выдавливает стекло в шкафу, отламывает ручку. Мы хохочем.
Никакого внимания. Впечатление такое, что на всем этаже ни одного человека — ни покупателя, ни продавца. Крепость без гарнизона!
Еще через день вновь приходим в магазин. За двадцать минут до закрытия — «Два квартала» закрывается в семь. На этот раз я тащу фирменный полиэтиленовый пакет, в который кладут продукты в продовольственном отделе. Тяжелый, черт.
Если б продавцы знали, какие в моем пакете продукты!..
Меня сопровождает Зебра. В сумке у нее пистолет. На всякий случай. На какой?
Магазин почти опустел. Продавцы нетерпеливо поглядывают на часы. Некоторые незаметно начинают набрасывать на прилавки брезентовые покрывала. Наше появление восторга не вызывает — приперлись, когда пора закрывать!
Мы быстро поднимаемся в мебельный отдел, находим какой-то глухой тупик между старинной столовой и современным кабинетом, и, пока Зебра смотрит по сторонам, я засовываю свой пакет в глубину нижних полок книжного шкафа. Зебра кашляет, я мгновенно покидаю тупик и нос к носу сталкиваюсь с продавцом. Он подозрительно разглядывает нас — не украли ли мы, например, обеденного стола.
Зебра ему так и говорит:
— Чего смотришь, думаешь, обеденный стол украли? Не бойся, ваш отдел небось единственный в магазине, где не воруют.
Продавец хочет что-то сказать, но передумывает, наверное, решает, что перед самым закрытием не стоит связываться, еще придется задержаться. Он поворачивается к нам спиной, Зебра показывает ему вслед язык, и мы бегом спускаемся по уже не работающему эскалатору. Верещит звонок, возвещая о закрытии магазина.
С поразительной быстротой продавцы накрывают все чехлами и исчезают, начинает гаснуть свет. Буквально через три минуты, когда мы подходим к запасным дверям, в которые выпускают последних запоздалых посетителей (вроде нас), гигантское помещение словно вымерло.
У дверей уже ждут ночные охранники с собаками. Идите, идите, друзья, сегодня вам не удастся выспаться на дежурстве, уж поверьте мне.
На улице нас ждет Гудрун. Она справилась раньше, оставив свой пакет в отделе спорттоваров, под резиновой лодкой.
Удивительное дело! Небось войди мы в магазин с пустыми руками, а выйди с пакетами, никто бы ничего не сказал — это нормально для магазина. А вот нормально ли войти с пакетами, а выйти без них? Но этого никто не заметил.
Мы отправляемся в ближайший ночной бар и задерживаемся там надолго.
Что происходит дальше? Не знаете? Не читали в газетах? Напомню.
Около полуночи в пожарную часть звонит дежурный из расположенного напротив магазина таксопарка. Он сообщает, что в окнах девятого этажа «Двух кварталов», по его мнению, виден подозрительный свет. Потом звонят еще два-три человека — горит и пятый этаж, на котором расположен отдел спорттоваров. Почти сразу же звонят ночные охранники магазина. Все они трезвонят в пожарную часть. И через несколько минут с воем сирен по городу мчатся красные машины.
Почти в это же время в ночную редакцию телеграфного агентства раздается звонок, и четкий женский голос, как сообщают наутро газеты, заявляет: «Сейчас загорится магазин „Два квартала“. Это акт политической мести. Мы не уничтожаем людей — мы уничтожа ем богатства гнилого общества потребления». (Эту фразу Гудрун придумала сама.)
Вместе с другими посетителями бара идем смотреть на пожар. Языки пламени вздымаются к ночному небу, искры летят во все стороны, струи воды полосуют мрак. Воют сирены, ревут моторы, кричат полицейские и пожарные. Красота!
Все-таки мы молодцы!
Молодцы, да не очень. У нас хватает ума сообразить, что пора смываться. Я звоню Фраижье в два часа ночи. К телефону подходит Рика. Я спрашиваю, что делать. Она в ярости: «Не смей звонить, болван, отправляйтесь, как договорились, по первому адресу», — и бросает трубку.
Мы залезаем в «фиат» Гудрун и мчимся по указанному адресу (Франжье дал нам их три на случай бегства). Так вот, бежать мы догадались, а ехать без превышения скорости — нет. И нас задерживает в двух шагах от спасительного убежища патруль дорожной полиции за нарушение (мы к тому же проехали на красный свет, но какое это имеет значение в два часа ночи, когда кругом ни одной машины, ни одного пешехода?).
Гудрун вылезает из машины. Но от возбуждения после удачно проведенной «операции» мы так накачались в этом баре, что она еле держится на ногах. Мы с Зеброй в не лучшем виде. К тому же эта дура начинает орать, оскорблять полицейских и даже пытается укусить одного из них за нос. Зебра заработала оплеуху, и всех нас забрали в полицию.
Хотя забрали нас вроде бы за нарушение правил дорожного движения, но все равно полагается обыскивать. Тем более что эта дура Зебра вела себя с полицейскими по-хамски. И тогда на свет извлекается из ее сумочки пистолет, у меня из кармана запасной плексигласовый пакет магазина «Два квартала», а из кармана Гудрун ключ, с помощью которого она включила взрывной механизм замедленного действия своей бомбы.
К тому времени уже все полицейские комиссариаты — знают о поджоге и ищут преступников, то есть нас.
Прямо ночью поднимают с постели продавцов и, заспанных, привозят в полицию.
Начинается опознание. Мерзкая процедура.
Продавщицы сразу узнают Гудрун. Прибывший на место Франжье (он, разумеется, взялся осуществлять нашу защиту) возражает, что в тот час Гудрун была единственная покупательница в брюках и потому ее нетрудно запомнить. Но продавщицы в один голос вопят, что они запомнили ее по прическе, по глазам, по «лихорадочному поведению». Меня и Зебру сразу же признал тот продавец из мебельного