Казалось, Помпей поставил себе целью преподнести своим гостям столько чудес для того, чтобы они не говорили ни о чем другом.
Сделал это Помпей из дипломатических побуждений. Соглашение между тремя правителями не уменьшило ни их зависть друг к другу, ни зависть друг к другу их сторонников. Любоваться и восхищаться было гораздо легче, чем беседовать. Если бы весь вечер удалось заполнить пустыми комплиментами, его можно было бы считать успешным. Но Красс был зол и потому старался уколоть других. Величавые позы Помпея раздражали его. Поэтому в спокойную минуту между двумя представлениями он позвал Цезаря и попросил его рассказать гостям о победе, которую тот одержал над нервиями летом.
Наступила тишина. Помпею, судя по его виду, было неприятно это вмешательство в ход праздника. Его, конечно, не устраивал рассказ Цезаря о своих успехах. Цезарь рассмеялся и сказал:
– Кто, кроме Красса, позвал бы меня для того, чтобы я говорил о своих недостатках перед героем ста сражений? Я признаюсь: моя беспечность в том бою едва не привела к поражению. Может быть, мне будет позволено не говорить больше?
– Как мне рассказывали, ты в тот день не проиграл бой, а спас положение, – возразил Красс. – Тот, кто сообщил мне это, не говорил про ошибки в командовании армией. Но если эта тема неприятна тебе, прошу простить меня за бестактность.
Помпей, как всегда, принял решение не сразу; но то ли долг хозяина, то ли надежда смутить Цезаря в конце концов заставили его продолжить разговор, принявший это направление.
– Мы в Риме слышим столько рассказов, что трудно отличить правду от небылиц, – заявил он. – Что Цезарь одержал победу, и славную победу, – это мы знаем. Но в каких условиях он победил и каковы были результаты победы – это мы вряд ли можем сказать. Возможность услышать полный рассказ обо всех этих событиях – редкая удача. И я не думаю, что у Цезаря есть какая-нибудь причина краснеть из-за своего триумфа.
К досаде друзей Помпея, Цезарь не выглядел смущенным.
– Я знаю, что твое мастерство вынесет мне суровый приговор за ошибку, которую ты никогда бы не совершил, но я не покраснею: я не могу соперничать с Помпеем Великим.
Вы, возможно, знаете, – продолжал он, – что северные племена Галлии, живущие между Сеной и Рейном, считают себя другим народом, отличным от галлов, и называют себя бельгами. По сути дела, это тот же народ, что и галлы: говорят на галльском языке, хотя на других его диалектах, и следуют тем же обычаям. Однако бельги перемешаны с германцами – частично благодаря смешанным бракам и торговле через Рейн, частично оттого, что среди них живут небольшие племена германцев. Заняты бельги главным образом постоянными боями с германцами на границе. Поэтому они более опытные воины, чем галлы, более независимы и более дики. Именно бельгам не нравилось присутствие моей армии на зимних квартирах в Безансоне, а также то, что я созвал Совет Галлии и приобрел авторитет у племенных вождей. Они, кажется, вообще думали, что, изгнав из Галлии двух захватчиков, я должен был уйти после этого в провинцию и, так сказать, закрыть за собой дверь, оставив Галлию следующему грабителю.
Определив свое отношение к происходящему, бельги большую часть зимы объединялись в союз и прошлой весной собрали армию, чтобы прогнать меня назад в провинцию. Как большинство галльских армий, она была огромна. Дым ее лагерных костров покрывал участок длиной самое меньшее в восемь миль. К тому же она была недисциплинированна, рвалась на части под действием зависти бельгов друг к другу, была слишком велика, чтобы жить за счет окружающей местности, и готова в испуге разбежаться при первом же слабом отпоре. После коротких и легких боевых действий я разбил ее и, продолжая наступление, повел войска навстречу бельгским племенам – одному за другим. Племена охотно сдались; некоторые сопротивлялись, но лишь для вида, остальные хотели только одного – как можно быстрее договориться. Вы должны помнить, что это была моя первая и единственная война против галлов, и их воинская слава начинала казаться мне преувеличенной. Они в одиночку не могли противостоять ни гельветам, ни германцам и теперь, бросив вызов нашим силам, тоже не смогли устоять против них. Неудивительно, что наша армия стала презирать их.
– Но ведь у тебя была галльская конница, и, я полагаю, она сражалась хорошо, – заметил Красс.
– Это благодаря Публию, – улыбнулся ему Цезарь. – Посмотрел бы ты, как плохо она действовала под началом своих собственных вождей! Что галл может сражаться, если его приучить к дисциплине, – это правда, но о галлах в их первозданном диком состоянии мы были невысокого мнения. В таком самоуверенном настроении мы приблизились к землям, где живут нервии – одно из самых примитивных и воинственных племен Галлии. Они запретили ввоз к ним вина и всех предметов роскоши и презирали бельгов, считая, что те выродились и изнежились. Нервии отправили своих женщин и стариков для безопасности в недоступные болота, а их воины дали клятву, что никогда не покорятся нам. Галлы часто дают клятвы и часто их нарушают, потому что это увлекающийся народ. Мы ожидали, что в очередной раз легко победим и их.
В таком расположении духа мы подходили к реке Самбре. Мы шли самым тесным строем, какой только был возможен, но очень большим препятствием для нас были живые изгороди – обычный в землях нервиев способ защищаться от налетов конницы соседних племен. Эти изгороди сами по себе плотные, но часто еще обрезаны и переплетены по горизонтали молодыми деревцами или ветками, которые не срезаны и растут из земли. Часто изгороди укреплены низким кустарником или побегами ежевики. В таком виде они становятся грозным препятствием, которое трудно преодолеть и через которое трудно что-либо увидеть. Мы прорубали себе путь, но тратили на это лишнее время, и наш обоз, находившийся под охраной моих новых и самых неопытных легионов, которые шли последними, немного отстал.
Все это, хотя и было утомительно, нас мало беспокоило. Мы все же пришли на то место, которое наши мастера земляных работ выбрали для лагеря, – на склоне холма, который опускался до самой Самбры. От его подножия поднимались вверх живые изгороди, но я мог хорошо видеть реку и противоположный берег – гору, почти такую же крутую, как наш холм. Тот берег был чуть ли не весь покрыт густым лесом, кроме примерно семидесяти ярдов у подножия горы. В этом лесу, несомненно, и скрывались войска противника: мы видели их передовые конные дозоры на открытом участке над берегом.
В течение всей войны против бельгов энергичное наступление стало моим правилом. В конечном счете это сберегало жизни. Поэтому, как только наша конница прибыла на место, я приказал ей атаковать противника, переправившись через Самбру, глубина которой в этом месте была примерно три фута. Я считал, как и оказалось на самом деле, что наша высокая дисциплина более чем уравновесит неудобства, создаваемые характером местности. Я даже надеялся, что поражение конницы заставит противника полностью потерять мужество: такое бывало раньше.
Моя конница построилась и пошла в атаку. Конечно, нельзя было и думать о том, чтобы атаковать этот лес пехотой, пока конница не прощупает позиции и не возьмет пленных, которые могли бы рассказать нам о намерениях противника. На тот день нашей задачей стало установление своего лагеря. Поэтому я отправил легионы окапываться, как обычно.
– Оставив, разумеется, один легион для охраны, – сказал Помпей.
– Ты сразу нащупываешь мои слабые места, – улыбнулся Цезарь. – Но я не стану краснеть. Нет, не оставил. Я был слишком беспечен по причинам, которые уже назвал в общих чертах. Я думал, что у нервиев не будет большого желания сражаться. Я даже не знал, все ли их войска уже пришли к месту сбора: мы сами прибыли позже намеченного срока. И кроме того, я полагал, что обоз и те легионы, которые охраняют его, подойдут с минуты на минуту. Так что мои солдаты разбились на рабочие команды и стали копать рвы, рубить все деревья, какие могли найти, обтесывать колья для ограды. На той стороне конница продвигалась так, как я ожидал. Наши воины взобрались на берег и оттеснили противника до самой границы леса, но из осторожности не пошли дальше. Вскоре нервии, перестроившиеся в лесу, предприняли очередную атаку, встретили энергичный отпор и снова отступили.
Внезапно из леса появились в огромном количестве пешие воины нервиев. Они всей своей массой атаковали нашу конницу, мгновенно обратили ее в бегство и сразу по открытому участку подбежали к реке, явно собираясь переправиться через Самбру и ударить по моим легионам раньше, чем те успеют стать в боевой порядок. Я увидел, что происходило, почти сразу, то есть как только смог поверить своим глазам. Река была широкой и достаточно глубокой. Берег на нашей стороне был крутым. Нервиям, как я уже говорил, пришлось атаковать нашу конницу и пересечь открытое пространство на своем берегу. Выдержать такой бег с препятствиями в полном вооружении и быть в силах сражаться, добежав до финиша, –
