Привыкли глаза к сумраку, огляделся Демидка. Под окном — длинный стол, застеленный кумачом. К сводчатому низкому потолку балки какие-то прикреплены, между балок — колесо. В стороне — вроде кузнечного горна, угли пышут жаром.
Сел Илья Данилович на кресло с высокой спинкой, следом за ним сели у стола другие, видать, важные государевы люди.
Демидка в дальнем уголке притулился.
— Ведите! — приказал Илья Данилович.
Скрипнула боковая, окованная железом дверь — здоровенный стрелец мужика по пояс голого вытолкнул: руки назад скручены, борода лохматая, волосы нечёсаные, взгляд дикий.
Почудилось Демидке что-то знакомое.
Повернулся мужик к свету — чуть не закричал Демидка: узнал своего бывшего хозяина — кузнеца Фролку.
— Так откуда, стало быть, чеканы брал? — спросил боярин Милославский.
Видать, не в первый раз разговор шёл.
Помолчал Фролка. Сиплым голосом:
— Видит бог, правду говорю, совсем то незнакомый человек был.
Усмехнулся боярин:
— И зовут как, не знаешь?
Помотал головой из стороны в сторону Фролка.
А боярин опять с усмешкой:
— И чеканы он дал тебе за так…
— Велел деньги потом принести, говорил я…
— А видел он тебя первый раз?
Кивнул головой Фролка.
— И поверил?
— Коли вру, чтоб пропасть мне…
— Не торопись, пропадёшь. Никуда теперь не денешься. Только прежде правду скажешь. Филиппушка, — приказал негромко боярин, — потрудись!
Вышел из тени мужик в красной рубахе. Рукава засучены. Ворот расстёгнут. Глаза весёлые, только будто неживые. Фролке проворно связал ноги. Верёвку через колесо под потолком перекинул. Одним концом к рукам привязал, другой потянул. Заскрипело колесо. Фролкины руки за спиной вверх подниматься стали, выворачиваться. Застонал Фролка.
— Смилуйся, боярин…
— Рано милости просишь… — скривил губы Илья Данилович.
А Филиппка-палач между тем проворно — не впервой! — своё дело делал.
Верёвку мужику передал, Фролке в ноги палку просунул, сказал помощнику:
— Давай!
Потянул тот верёвку, ещё выше за спину поднялись Фролкины руки.
— А-а-а… — закричал Фролка.
И тут прыгнул Филипп на палку, что Фролке в ноги сунул. Дёрнулся кузнец, захрипел от нестерпимой боли — выскочили из суставов руки.
— Скажешь ли? — спросил боярин.
— Рад бы сказать… — выдавил из себя с трудом Фролка, — да нечего… Не могу взять грех на душу, невинных оклеветать…
— С богом! — приказал Илья Данилович.
Взмахнул палач плетью — кровь с Фролкиной спины брызнула.
Закричал Фролка:
— Убей, боярин, до смерти! Не мучай!
Ответил не торопясь Илья Данилович:
— Убить — не велика хитрость. Прежде сообщников назови…
К соседу своему, тоже человеку, должно быть, важному, обернулся:
— А я-то думаю, откуда государевыми чеканами битых столько монет ходит…
И палачу:
— С богом, Филиппушка!
Дёрнулся на верёвке Фролка:
— Пощади, боярин!
Замахнулся плетью палач.
Ударить не успел. Повис на его руке Демидка.
Все, кто в застенке был, глаза вытаращили. Палач от неожиданности кнут опустил. А Демидка в ноги боярину:
— Прости его, Илья Данилович, Христом-богом прошу…
Гневом налилось лицо боярина. Однако покосился на соседа, сказал:
— Холоп мой, мальчонка. Вишь, впервой заплечных дел мастеров увидел — разжалобился.
К Демидке повернулся:
— От фальшивых монетчиков народу разорение, государевой казне убыток. Поди прочь!
На Фролку глядеть — у Демидки сердце разрывается. Обхватил боярские ноги:
— Не будет больше!
Илья Данилович оттолкнул сердито:
— Вон пошёл!
Закричал Демидка в беспамятстве:
— Отпусти! Не то тебе хуже будет!
Стукнул боярин посохом об каменный пол:
— Аггей, забери щенка!
Бьётся Демидка в Аггеевых руках, кричит:
— А про тебя знаешь что по всей Москве говорят! Сам же вчера…
Не успел выговорить. Последнее, что увидел, — Аггеев волосатый кулак.
Очнулся — руки скручены назад. В голове, словно колокол церковный, гудит. Шеей не двинуть — больно.
Скосил глаза — напротив стена бревенчатая. На ней конская сбруя, хомуты развешаны. Признал — то ж каморка на боярской конюшне.
Плакать — слёз нет. Лежит Демидка и думает: отчего так получается? Вовсе ни за что тятька его пропал. Фролкина вина — смертью ему, видать, обернётся. А боярину Милославскому те же дела с рук сходят.
Вздохнул: царь того не знает. Кабы сказать — худо пришлось вору-боярину.
Стал мечтать Демидка.
Пойдёт он к царю Алексею Михайловичу. Мимо бояр, что к царю народ не допускают, мышью прошмыгнёт.
Выслушает его царь, велит: «Позвать сюда тотчас боярина Милославского на мой суд за такие его преступные дела…»
Недоглядел Демидка расправы над вороватым и жестоким боярином. Не успел: загремел засов, которым была заперта дверь каморки.
Сжался Демидка в комок.
Горой над ним — боярин Илья Данилович. За ним — Аггеева красная рожа.
Ткнул боярин Демидку посохом:
— О спасении души молись, гадёныш! — Приказал Аггею: — Исполняй!
И вышел.
Пусто и тоскливо сделалось разом у Демидки на душе. В Аггеевых глазах увидел — не выйти отсюда живым.
— Дождался, собачий сын!
