в грудь отбросил ее назад.
Если бы не доспехи, ее грудная клетка проломилась бы, а так Лиму только немного оглушило. От удара у нее помутилось в глазах и перехватило дыхание. Однако она смогла устоять на ногах, опустившись на колено и упершись одной ладонью в землю. Не выпрямляясь и ничего еще не видя, она метнула вперед копье. Со сдавленным криком кто-то упал.
Зрение начало проясняться, и Лима увидела, что перед ней с копьем в животе, освещенный лунным светом, лежит киборг. Его короткие мощные металлические ноги шевелились, словно стремились куда-то, покрытые бугристыми мышцами руки обхватили древко копья, но ладони обессиленно скользили по нему. Чуть впереди и сверху послышался шум, девушка отскочила назад и вскинула голову в направлении шума. На нее, прыгая от стены к стене, стремительно спускались три киборга, металлические части их тел блестели в лунном свете.
Достав нож, Лима начала готовиться к атаке, как вдруг рядом появился кто-то еще. Она мгновенно развернулась и без размаха ударила снизу вверх.
Нож вошел киборгу под подбородок и ткнулся острием изнутри в железную макушку. На лице нападавшего застыла маска изумления. Он был так близко от девушки, что она почувствовала исходивший от него запах пота и биосмазки. Лима дернула нож назад и развернулась к новому противнику, одновременно приседая. Вибронож прожужжал у нее над головой. Она с силой толкнула киборга обеими руками.
Краем глаза она уловила движение – враги заходили ей за спину. В следующую секунду сильнейший удар сзади впечатал ее в стену, а второй – по голове, выбил из нее сознание, и она медленно сползла на землю.
Облаченный в боевые доспехи десантник, неся шлем под мышкой, прошел на обзорную палубу и обнулил визуальное экранирование. ПТ-пространство ударило ему по глазам черными всполохами на сочном красном фоне, и у десантника слегка закружилась голова. Переборов себя, он не стал включать защиту снова. Многие не переносят вида, открывающегося на экранах, когда корабль идет в пространстве Пяточкина – Талова. Ему же, наоборот, становилось как-то спокойнее, мысли приходили в порядок, плохое настроение, если таковое присутствовало в этот момент, улетучивалось, в теле возникала некая легкость и расслабленность. Состояние, которое он испытывал в моменты, когда наблюдал узоры ПТ-пространства, можно было сравнить с медитацией. По возможности капитан всегда перед высадкой старался побывать на обзорной палубе и посмотреть на окружающий корабль иной мир. Это был по-настоящему ИНОЙ мир, в отличие от мира Хозяев, который был хоть и другим, но реальным, пришедшие из него существа были живыми, их можно было коснуться, потрогать, и, он очень надеялся, убить. Этот же был одинаково чужд как людям, так и чужим и одинаково смертелен для всех. Но все-таки он любил это чуждое, непонятное, неощутимое нечто.
Вот и сейчас, за полчаса до прибытия Семен Кочетов стоял и смотрел, как на кровавом месиве вспыхивает черное пламя и растекается дрожащим маревом, истончаясь и разрываясь, чтобы исчезнуть под красным покрывалом и снова вспыхнуть. Зрелище завораживало, глаз никак не мог оценить расстояние до казавшегося близким и одновременно далеким красного нечто. Свет чужого мира отражался на грубой поверхности доспехов и оружии. Капитан понимал, что это всего лишь его вымысел, но ему казалось, что этот свет словно подпитывал его энергией и силой, и десантник старался впитать в себя как можно больше этого дара, пусть и вымышленного.
Сейчас даже о врагах он думал спокойно и отрешенно, словно они лишь мелкое недоразумение, неприятность, неизбежная, но проходящая со временем, а не чудовища, почти непобедимые, не знающие жалости и сомнений.
– Прекрасное зрелище, – оборвал мысли Семена раздавшийся сбоку голос.
Он повернул голову – рядом, заложив руки за спину и устремив взгляд вперед, стоял капитан корабля. Находясь на борту, десантник обязан был подчиняться его приказам, но сейчас ему не задали прямого вопроса, и он не стал отвечать, а отвернулся и снова предался созерцанию мира за бортом. Правда, настроение было уже немного не то, и десантник, слегка раздраженный, снова повернулся к нарушившему его настрой космолетчику.
– Вы хотите мне что-то сказать?
Чуть помедлив, капитан корабля повернулся к нему.
– Знаете, вчера у моей жены был день рождения.
Десантник выжидающе смотрел на него.
– Я понимаю, что вам это безразлично, да, в общем-то, и не должно быть по-другому, – продолжил капитан и вздохнул, снова повернувшись к экрану. – Мы всегда отмечали с ней этот день, выпивая бутылочку хорошего вина и выкуривая по сигаре. Я вышел в космос задолго до того, как началось все это. Приходя из рейса, я рассказывал Вике, как красиво ПТ-пространство, какие дивные закаты на Турне, показывал снимки каменных истуканов на Большой Вятке… Она так хотела увидеть все это своими глазами и упрашивала взять ее с собой. У нее был неугомонный характер. – Капитан улыбнулся сам себе. – Провинциальная девчонка с колониальной планеты, но такая яркая, полная жизни и радости… и однажды я согласился. – Капитан закусил губу и задумался, словно не зная, как продолжить. – Это был ее день рождения, я решил сделать ей подарок. Знаете, ей тоже нравилось вот так стоять тут и смотреть, убрав экранирование. Она приходила сюда каждый день, пока мы были в полете, все пятнадцать дней.
Красные сполохи делали лицо капитана угрюмым и старым, хотя на вид ему было не больше сорока физических лет.
– Когда корабль вышел в пространство Пилона Шесть, нас встретил огонь пушек орбитальной обороны, – Капитан пожевал губу. – Мы не знали, что Хозяева добрались сюда. Нас здорово потрепали тогда, но мы смогли уйти. У меня был толковый старпом, да, очень толковый парень. Его звали Айван. Если бы не он, мы не дошли бы обратно домой, сейчас он командир эскадры и теперь уже он командует мной.
Капитан продолжал свой монолог, его глаза словно потускнели от всплывающих воспоминаний, в голосе почти не было эмоций.
– При попадании в нас снарядов отсеки автоматически заблокпровались аварийными переборками, и с ними прервалась всякая связь. Лишь придя в доки, мы смогли оценить повреждения и подсчитать погибших. Вика была в момент атаки в нашей каюте… Пассажирский отсек был снесен начисто, я даже не смог похоронить ее.
Повисло тягостное молчание. На скулах капитан играли желваки.
