За два года супружества его взаимоотношения с Нателлой — любимицей семьи Сорокиных — сложились не лучшим образом. Изначально они отнеслись друг к другу настороженно и без особой симпатии. Нателла открыто заявляла, что сестра могла сделать лучшую партию и в присутствии Марьянова любила вспоминать, какие роскошные поклонники были у Ноны. Родион стоически переносил выпады в свой адрес, стараясь как можно меньше общаться со свояченицей.
— Пошли наверх! — не отвечая на вопрос, распорядилась Нателла и повернулась к лестнице. При этом ее слегка занесло, и она уцепилась рукой за перила. «Ого, — подумал Марьянов, — барышни, кажется, пили не только снотворное». И он, старательно отводя глаза в сторону, стал подниматься по довольно крутой лестнице вслед за легкомысленно одетой родственницей.
На втором этаже было три спальни — одна большая, так называемая «хозяйская», две другие, поменьше — гостевые. Нателла проследовала в большую. Марьянов, войдя в комнату, ожидал увидеть на огромной кровати из карельской березы, на атласных подушках, под бледно-сиреневыми простынями свою мирно посапывающую жену. Однако его изумленному взору предстала иная картина. Кровать из карельской березы, предмет особой гордости его благоверной, действительно была тут. На месте оказалось и любимое ею сиреневое белье. Но самой Ноны нигде не было видно. Родион подошел ближе и зачем-то откинул легкое летнее одеяло. Затем заглянул в широченный платяной шкаф и отодвинул плотно задернутые шторы. Окинул изумленным взглядом придвинутый к кровати журнальный столик, на котором стояли несколько красивых свечей, фужеры, коньяк, шампанское, конфеты и тарелочка с нарезанным лимоном. Потом озадаченно воззрился на Нателлу. Та стояла в дверях, скрестив руки на груди и выставив вперед пьяную правую ножку. Подбородок ее был опущен, взгляд — суров и непреклонен. Своей позой и решительным видом Нателла слегка напоминала Наполеона Бонапарта, который примчался под Аустерлиц прямо с пляжа, впопыхах забыв переодеться в камзол и напялить знаменитую треугольную шляпу.
— И где она? — задал Родион неизбежный вопрос.
— Кто, сестрица моя? — уточнила Нателла, словно Марьянов приехал сюда в поисках сразу нескольких женщин.
— Именно, — подтвердил Родион, чувствуя, как растет черное раздражение, зародившись где-то в недрах его души.
— Полчаса назад была здесь. — Нателла величественно вытянула руку по направлению к кровати, став еще больше похожей на полководца, поднимающего войска в атаку.
— А сейчас она где? Может быть, ты перепутала, она в другой спальне? Пойду гляну.
— Нет ее в другой спальне, — мрачно заявила Нателла. — Не ищи.
— Ладно, нет так нет. Она на кухне? В сад пошла?
— Нет. Нет ее. Нет больше Ноны.
У Марьянова мгновенно отнялись ноги. Он похолодел и уставился на свояченицу дикими глазами.
— Она что, умерла? — спросил он шепотом.
— Почему умерла? Уехала.
Нателла, опять скрестив руки на груди, попыталась облокотиться спиной о дверной косяк, но промахнулась. Если бы не Марьянов, обладавший сверхъестественной реакцией, она бы грохнулась оземь. Сделав стремительный прыжок и ловко поймав ускользающий локоть, он снова придал нахальному телу вертикальное положение. Запах алкоголя сделался очевидным.
— Знаешь что? — возмутился Марьянов, от досады едва не топая ногами. — Ты мне тут не финти. Давай рассказывай, что случилось. — Он подвел Нателлу к кровати и силой усадил на нее. — Что значит — уехала? Получается, не так уж плохо она себя чувствовала?!
— Марьянов, ты зануда. — Нателла сделала попытку встать с кровати, но тут же плюхнулась обратно. Вероятно, она тяпнула прямо перед приходом Марьянова, и алкоголь как раз начал действовать. — Как уехала, как уехала… Взяла и — фью-ить! — уехала.
— Подожди. Когда ты мне позвонила, то сказала, что Нона спит. Так она что, все-таки проснулась?
— Ну да. Проснулась и…
Тут Нателла сделала взмах рукой и соскользнула вниз, на мягкий ковер. Родиону пришлось взять ее под мышки и, подняв, снова усадить на кровать. Расспрашивать поганку надо было очень быстро, так как она пьянела на глазах.
— Так, слушай меня внимательно. Куда уехала Нона? И, главное, на чем?
— На машине, естес-с-ственно. Не на метро же. Здесь метро нет. Господи, какой ты глупый!
Тут Нателла расхохоталась и долго не могла успокоиться. Родион переждал это приступ немотивированного веселья и продолжил расспросы.
— Что за машина? Откуда она тут взялась? Куда поехала Нона?
Теперь на Нателлу напала слезливость и, резко перестав смеяться, она вдруг всхлипнула.
— К маме поехала. На такси. Такси вызвала и уехала. К маме. Мама добрая, она все поймет.
Нателла неожиданно вскочила на ноги и принялась танцевать шейк, распевая во все горло:
— Все мамы добрые, все мамы милые! Все мамы любят нас со страшной силою!
— То есть, Ноны сейчас на даче нет? — прокричал Марьянов, больше всего на свете желая задушить эту дурочку.
— Ты, Марьянов, невыносим, — ответила та, останавливаясь и тяжело дыша. — Конечно, нет, чего я тебе врать, что ли, буду? У мамы она. Или у таксиста.
— Почему у таксиста? — оторопел Родион, поднимаясь. — Это что, ее знакомый?
— Нет, не знакомый. В смысле — в машине у таксиста. Наверное, пока не доехали до мамы, вот она еще и у таксиста.
— Понятно, — сказал он и потер затылок. — Неплохо, я смотрю, вы здесь погуляли. Наверное, Нона выпила лишнего, и у нее случилась очередная истерика. Это ваш пиршественный стол?
Марьянов кивнул в сторону горящих свечей и коньяка с лимоном.
— Нет, — замотала головой Нателла. — Не наш. Мы пили внизу, в гостиной. Это — для тебя.
— Большое спасибо, — с чувством сказал Марьянов. — Слушай, я сейчас позвоню твоей сестре, а потом вашей маме. И вместе будем решать, как нам быть дальше.
— Не звони, — умоляюще сложила ладони перед собой Нателла. — У Нонки разрядился телефон, а мама на даче.
— Здесь? — поразился Родион.
— Нет, на нашей даче, в Завидово. Она там телефон никогда с собой не носит. Или не слышит. Так что — не звони.
— Хорошенькое дело, — вознегодовал Марьянов. — Значит, Нона отсюда на дачу к родителям поехала?
— Значит, — кивнула Нателла.
— Да почему не домой?
— Захотела к маме. Да и я тоже ее уговаривала. Говорю: поезжай к маме, она тебя пожалеет.
В этот момент Родион подумал, что, будь он более кровожадным, придушил бы обеих сестер голыми руками.
— Скажи, а я вам тут для чего понадобился? — зловещим тоном произнес он. — Вы, оказывается, прекрасно проводили время — выпивали, про жизнь разговаривали. Маму не забыли. Ты позвонила мне и устроила истерику! Врала, что боишься за сестру. Милицию угрожала вызвать! Пирожные с вином заказала, я их ждал, как последний кретин. Прилетел умасливать жену, чтобы она сдуру на себя руки не наложила… А вы, оказывается, мухлевали!
— Марьянов, не будь таким злым! — встряхнула рыжими кудрями Нателла. — Нонка тебя действительно ждала. Видишь, тут в спальне все приготовлено для замирения. Потом на нее что-то наехало, она впала в депрессию. Я приехала, дала ей снотворного, она и уснула. А потом проснулась — и поехала к маме. Я-то чем виновата? Вот сижу тут одна… То есть с тобой. Давай хоть выпьем, что ли!
— Я за рулем, — отрезал Родион, которого до краев затопил гнев. Из-за этого он никак не мог сосредоточиться и принять хоть какое-то решение.
— А я выпью. — Она потянулась было к коньяку, но, внезапно отдернув руку, спросила вздорным тоном: — А где вино? Я заказывала по телефону прекра-а-асное французское вино. Его делали французы из настоя-а-ащего французского винограда.
