концов старости».
Чувствуя, что название препарата переврала, я усилила атаку:
– Мне сорок шесть лет, а как я выгляжу, а?
– Выглядите на двадцать, а пропуска у вас нет, – мстительно заявила тетка.
Мужчина и женщина, стоявшие поблизости, смотрели на меня, вытаращив глаза. Потом неуверенно приблизились.
– Вы не пошутили насчет возраста? – спросил мужчина, выкручивая шею из плотно застегнутого воротничка рубашки.
– Зачем мне это? – откликнулась я, шныряя глазами по сторонам. – А вы профессора Усатова не видели?
Мужчина переглянулся со своей спутницей и сказал:
– Не видели. Но теперь, познакомившись с вами, очень сожалеем об этом.
– В свете вашего появления очень жаль, что он не приехал, – подхватила спутница. Потом немного помолчала и добавила: – А что, если?..
Она уперлась мрачным взглядом в переносицу своего спутника. Тот с жаром поддержал ее невысказанную мысль. Видимо, они так давно сотрудничают, что общение у них уже перешло на телепатический уровень. Обогнув тетку с медной проволокой на голове, они подхватили меня под руки и потащили в какую-то дверь. Пока я путалась в пыльной шторе, кто-то сказал в невидимый микрофон:
– К сожалению, профессор Усатов не смог сегодня присутствовать на конференции, но у нас есть возможность выслушать его помощницу, лично участвовавшую в испытаниях новейшего препарата, который институт считает проектом года.
Потом кто-то подошел сзади и, положив горячие руки мне на лопатки, сильно толкнул вперед. Я потеряла равновесие и секунду спустя оказалась на сцене. Зал был большой. Он искрил и переливался стеклами с диоптриями, что меня почему-то страшно развеселило. В самом деле, полный зал очкариков. С ума можно сойти! И все наверняка умные, как сволочи. Что я могу им сказать?
– Расскажите им о себе, – шепнула мне вслед та дурочка, которая спровоцировала мое появление перед ученой публикой.
– Здрасьте, – сказала я, втискиваясь в узкую кафедру. Ясно как дважды два: надо что-то говорить. Но что? Стоит мне открыть рот, и меня разоблачат. Впрочем, где наша не пропадала! Я кашлянула и начала:
– Ну... что можно сказать о старении? И много, и мало. Старость – это такая вещь, которую всякий хочет отложить на потом. Те люди, которые особенно боятся старости, поступают в медицинские вузы и становятся геронтологами. Чем они занимаются всю свою жизнь? Хотят ее продлить. Но время идет, вымирает уже не первое поколение геронтологов, а воз и ныне там. – Я чувствовала, что доклад пошел, и воодушевилась. – С одной стороны, изобретено много биодобавок, методик и прочей ерунды. С другой стороны, никакого серьезного прорыва еще никто из нас не сделал. То есть, с одной стороны, результаты есть. С другой стороны, пожилые люди как умирали, так и умирают в совершенно непочтенном возрасте.
Я еще раз откашлялась. Если бы в зал вдруг сдуру залетела муха, она подумала бы, что оглохла – так там было тихо.
– Расскажите им о себе, – вполголоса сказали из-за кулис. Уверена, это предложение услышали абсолютно все.
– Меня зовут Валерия Сердинская, – покорно сказала я. – Мне сорок шесть лет. – Я помолчала и добавила: – Я так думаю.
По залу пронесся шепот. Он, словно мягкая волна, поднялся на галерку и через несколько секунд разбился о подножие кафедры. Честное слово, я не знала, как выпутаться из ситуации. Поэтому глотнула воды из стакана и заявила:
– Я состою на учете в психдиспансере номер тринадцать. Домашние думают, что я сошла с ума.
Из-за кулис, громко хлопая в ладоши, появился тот дядька, который выпихнул меня на сцену. Такую широкую – от уха до уха – улыбку, по моему мнению, можно было сделать только хирургическим путем. Вместо того чтобы тащить меня с кафедры, дядька поступил умнее – он вытащил у меня из-под носа микрофон и сжал его двумя руками.
– Мы знаем множество примеров, – сказал он дребезжащим голосом, – когда подвижничество ради науки приводило к трагедиям. К обвинениям в ненормальности... – Он посмотрел на меня и добавил: – В умопомешательстве...
Я тихой мышкой шмыгнула за пыльный занавес и наткнулась на тетку, у которой волосы буквально стояли дыбом.
– Вы что, дура? – спросила она сдавленным голосом.
– А что, было очень заметно? Вот всегда так! Сначала приглашают на ученые собрания, а потом гонят и говорят: «Дура».
– Уходите! – простонала тетка.
– Ухожу-ухожу, только скажите сначала: профессор Усатов вообще не приезжал?
– Вы не его помощница! – обвиняющим голосом сказала тетка.
– Естественно. Я его любовница. И скажу вам по секрету, он считает секс с молоденькими девушками единственным рецептом сохранить молодость. И в этом смысле я действительно его опытный образец.
Тетка покраснела, развернулась и убежала в какую-то дверь. Я не успела ее остановить. Но тут со сцены вышел тот тип, который был виноват в моем публичном позоре. Когда он увидел меня, то начал приближаться с ухмылкой камикадзе. Это мне не понравилось, поэтому я грозно сказала:
– Стоп! Я из коммерческой секретной службы. Агент тринадцать-двадцать пять.
– Не понял... – проблеял тот. – Какой-какой агент?
– Вам не нужно запоминать. Все равно вы никогда не сможете воспользоваться этой информацией.
– Что вам надо? – трусливо спросил он, начиная пятиться. Чтобы он не вышел спиной на сцену, я ухватила его за рукав.
– На профессора Усатова готовится покушение. Вы знаете, где он?
Мой пленник растерялся и помотал головой:
– Он почему-то не приехал.
– Но он звонил? Вы ведь здесь распорядитель.
Мужчина мелко закивал.
– Значит, звонил?
– Нет, я имел в виду, что да, я распорядитель. И нет, профессор Усатов не звонил. Просто не появился, хотя его доклада ждали с нетерпением... Некоторые товарищи. Вы ведь понимаете, насколько тесен круг единомышленников, какова конкуренция...
Я не сочла нужным его дослушивать. Поскольку выяснила все, что мне хотелось узнать.
– Чао, беби! – игриво сказала я и развернулась к нему спиной.
Мне вослед продолжали сыпаться торопливые слова о большом научном значении каких-то там исследований. Выбравшись на волю, я первым делом позвонила Усатову на мобильный. Однако телефон оказался выключен. «Куда же подевался профессор? – думала я, снова очутившись на пронизывающем ветру. – Или куда подевалось его тело?»
Была в этом трагическом деле и еще одна загадка. Каким образом профессор оказался внутри моей квартиры? Ответ, который напрашивался сам собой, мне категорически не нравился. В три часа дня кто-то находился у меня дома и, когда Ник-Ник позвонил, открыл ему дверь. Чтобы догадаться, кто бы это мог быть, большого ума не требовалось. Либо Туманов номер два сам убил профессора, либо видел, как его убили, либо вступил с профессором в преступный сговор. Ни то, ни другое, ни третье меня не устраивало. А ведь мне предстоит невесть сколько ночей провести с лже-Тумановым в одной комнате! «Впрочем, – я попыталась рассуждать здраво, – если бы он хотел меня убить, то уже давно привел бы приговор в исполнение».
Смысл происходящего от меня ускользал. Пока я ехала на автобусе до метро, прокрутила в голове все, что случилось, с самого начала. Ничего утешительного. Мой муж Юра Туманов в одну прекрасную ночь дождался, пока я засну и, не взяв из дома ни одной вещи, уехал в Питер, где устроился работать в некую
