вообще все с ног на голову перевернула!
– В каком смысле? – опешила она.
– В каком, в каком! – продолжал бушевать Стас. – Давай-ка разберемся. Ротмистр Шестаков, разгневанный тем, что Анна предпочла ему другого мужчину, предрек что?
– Что?
– Нет, ты сама говори.
– Что все наследницы Анны будут несчастливы в любви. Что со всяким влюбившимся в них мужчиной случится какое-нибудь несчастье.
– Получается, глупое какое-то проклятие, – немедленно прокомментировал Стас. – Думаю, по ходу дела слова Шестакова извратили. Ведь столько лет прошло. Я уверен, проклятие в его первоначальном варианте звучит совсем по-другому.
– Как это – по-другому? – не поверила Настя. – Ничего не поняла.
– Чтобы отомстить Анне, Шестаков должен был пообещать гибель не всем влюбившимся мужчинам, а всем мужчинам, в которых будут влюбляться наследницы Анны. Иначе это его милое пожелание попросту теряет смысл. Ну вот, смотри. Пропал без вести Павел Локтев. Ты что, его сильно любила? Посыпала голову пеплом, когда он исчез? Нет. Конечно, по-человечески тебе парнишку было жаль. Но по большому счету ты не была раздавлена, правда? Потому что не любила его. – Стас с победным видом поглядел на нее и добавил: – Это твои бабуси все переврали! Убежден, что ты терзала себя совершенно напрасно. Все, что случилось с твоими женихами, никакого отношения к проклятию не имеет.
– Почему я сама об этом не подумала? – пробормотала Настя. – Надо расспросить бабушек еще раз.
Однако когда они приехали в агентство и Стас увидел Фокина-старшего, он радостно воскликнул:
– Вот человек, который знает о проклятии все! Я не ошибся, Валерий Антонович? Познакомьтесь с Анастасией Шороховой.
Фокин протянул Насте руку и сказал:
– Мы один раз виделись. У моего сына.
– А потом он гонялся за вами, Настя, по всей Москве с фотоаппаратом, – встряла Вероника Матвеевна.
– Не понял, – немедленно насторожился Стас. – Гонялся? С фотоаппаратом? – Они с Настей изумленно переглянулись.
– Я сейчас все объясню, – вздохнул Фокин. – Никакого криминала. Ничего из ряда вон выходящего. Мне просто нравится история о моем предке Шестакове и вашей прабабке Анне, – пояснил он. – Я считаю вашу прабабку замечательной красавицей. Ее портрет висит у меня в кабинете. Ну что в этом особенного? Старинные тайны, на мой взгляд, придают семейным отношениям некоторую пикантность. Понимаете, что я имею в виду? Это интересно, занимательно, поучительно, наконец. Я разыскивал наследниц Анны. Просто интересовался, как и что.
– Полагаю, ты хотел проверить – работает ваше, шестаковское, проклятие или нет, – подала голос Вероника Матвеевна.
– Да нет же, я хотел сделать хорошую фотографию. И повесить ее рядом с портретом Анны.
– Вот, полюбуйтесь, – Вероника Матвеевна протянула Стасу конверт. – Полное досье.
Настя подошла к нему и с изумлением принялась рассматривать собственные снимки, сделанные в самых неожиданных местах.
– Это вы снимали? – спросила она Фокина.
– Я. Но я не имел в виду ничего плохого, клянусь вам.
– Хотите сказать, что, сделав снимки, вы абсолютно удовлетворились? – сердито спросил Стас.
– Абсолютно.
– Мы тут по дороге говорили о проклятии Шестакова. Хотелось бы кое-что уточнить. Мне кажется, Настя его неправильно истолковала.
– Странно, – пожал плечами Фокин. – Здесь все предельно просто.
– Не могли бы вы изложить свою версию? Для нас, поверьте, это очень важно. Настю хотят убить, и мы думаем, не связано ли это с проклятием.
– Убить?! – изумился Фокин. – Что за ерунда! И при чем здесь проклятие? Согласно ему, погибнуть должен мужчина, в которого Настя безумно влюбится. Но уж никак не она сама.
– Ну, что я говорил? – воскликнул Стас и хлопнул себя по коленке. – Видишь? – обратился он к Насте. – Смерть тому мужчине, в которого влюбишься ты!
– Как же так? – растерялась Настя. – Бабушки...
– У твоих бабушек в голове винегрет, – отрезал Стас.
– Я не понял... У вас возникли какие-то недоразумения в связи с проклятием Шестакова? – уточнил Фокин.
– Разночтения, – усмехнулся Стас. – Валерий Антонович! У меня к вам вопрос как к специалисту. Не могли бы проконсультировать?
– Конечно. – Фокин сделал серьезное лицо, и Стас тут же вспомнил, как отозвалась Вероника Матвеевна о его внешности: «Красив, – сказала она, – как сволочь». «Действительно, демонический тип», – подумал Стас. Проводив Настю в свой кабинет, он вернулся и сел поближе к Фокину.
Настя тем временем, получив в руки папку Стаса, углубилась в чтение. Она добросовестно просматривала все адреса, записки и отчеты. Валерий Антонович тем временем внимательно слушал Стаса.
– В своем расследовании мы столкнулись с мальчиком-инвалидом. Мальчик видел кое-что необычное. Даже опасное.
– Иными словами, стал свидетелем преступления? – уточнил Фокин.
– Точно так. Стал свидетелем преступления. Почему он ничего не говорит ни родителям, ни милиции, которая приходит и расспрашивает всех жильцов дома? Почему скрывает важнейшие сведения? И почему потом, два года спустя, вдруг без утайки принимается рассказывать все подряд? Можно ли верить его словам? Или за два эти года реальная картина преступления превратилась в его сознании в вымышленную?
Вероника Матвеевна во все глаза глядела на Стаса. Она впервые слышала о ребенке-инвалиде. Но, возможно, Стас только что нашел этого нового свидетеля. А преступление, совершенное два года назад? Наверное, он имеет в виду Алексея Самсонова, упавшего со своего балкона. Нет, выброшенного с балкона. Получается, какой-то мальчик видел, как все происходило. Может быть, он сидел на своей лоджии в доме напротив? Или возле окна. Если он в инвалидном кресле, то наблюдать мог часами. Убийца вряд ли осматривал фасады домов перед преступлением. А уж после него и подавно.
– Сколько лет мальчику? – спросил Фокин.
– Тринадцать.
– Не надо быть психологом, чтобы ответить, – пожал плечами Фокин. – Ребенок ограничен в контактах. Для него обратить на себя внимание посторонних – серьезный поступок. Кроме того, он, несомненно, был испуган тем, что видел. Поэтому затаился. Но прошло два года. Это большой срок. Все случившееся потеряло свою остроту. Кроме того, не имело лично для него никаких последствий. Мальчик успокоился. Однако я уверен, он часто вспоминал о том, чему стал свидетелем. Кстати, а что он, собственно, видел?
– Один человек сбросил другого с балкона, – с невозмутимым видом ответил Стас.
– Ах, вот как! – Фокин взялся за подбородок и некоторое время размышлял. – Что ж, думаю, я недалек от истины. Теперь, спустя два года, мальчик решил все рассказать. Наверное, маме, да? Или проболтался случайно кому-нибудь из немногих друзей?
– Да нет, он не проболтался. Дело в том, что мы искали его. Семья переехала в другой район. Мы опрашивали жильцов дома, где произошла трагедия. До сих пор считалось, что это несчастный случай. Правда, спустя два года опрос свидетелей казался малоэффективным. Однако же некая старушка вспомнила, что в доме напротив у окна день и ночь сидел мальчик, прикованный к инвалидному креслу. Мы начали искать, куда он делся, – и нашли. Представьте себе наше удивление, когда на вопрос, видел ли он, как человек упал с балкона, мальчик ответил: «Видел».
– И он может опознать убийцу?
– Допускаю, что да. Он дает хорошее описание. Конечно, это еще надо как-то запротоколировать. Но
