– Н у, аналитик, что скажешь?
– Давай потом обсудим, а то здесь говорить неудобно, на нас уже косятся.
Венесуэльцы исполняли свой номер мрачно, тоскливо и выглядели не поборниками народных музыкальных традиций, а оркестрантами-халтурщиками на похоронах.
– Чего это они пришибленные такие? – удивился Корнеев.
– Наверное, как и ты, не выспались. Господи, неужели это те, кого мы ищем? А ведь ночью мы им поверили!
– Это ты им поверила, а не мы. Чем искреннее чушь, тем легче ее проглатывают женщины.
Лайма надулась, но промолчала. Дальше был небольшой антракт, во время которого Корнееву удалось-таки немного поспать, а Лайме – насладиться созерцанием Григория Мельченко, который разгуливал по фойе вместе с несколькими членами жюри. Он был весел, абсолютно беззаботен, и не похоже, чтобы сильно скорбел по усопшему Полянскому.
После антракта выступило еще десятка полтора коллективов. Поначалу знакомых среди них не попадалось. Однако когда на сцену выскочила тройка шоколадного цвета парней в огромных ярких беретах – желтом, зеленом и синем, Лайма толкнула Корнеева локтем в бок:
– Просыпайся! Это твои друзья-алкоголики. Узнаешь?
– Естественно. Трио из Конго, ребята замечательные, пить умеют.
– Не то что некоторые.
Веселые музыканты в цветных беретах исполнили нечто зажигательное, какую-то почти хулиганскую по стилю композицию на двух маленьких барабанах, флейте и гармонике. Зал, разомлевший было от многочисленных размеренных, заунывных, а то и вовсе неудобоваримых фольклорных мелодий, вновь активно зашевелился и устроил артистам овацию.
– Надо подойти к ним после выступления, поздравить. Вон как зал рукоплещет, – оживился и Корнеев.
– Только попробуй! – пригрозила Лайма. – Нам делами надо заниматься. Потом поздравишь, в гостинице. А то отметите выступление, и ты навеки выпадешь из строя.
Корнеев вынужден был подчиниться. Он осоловело смотрел на заполнивших сцену шотландцев во всем клетчатом. Тоскливые звуки их волынок вновь погрузили оживших было зрителей в состояние анабиоза.
– Теперь понятно, почему в народе говорят – тянуть волынку, – дал свою оценку происходящему Евгений.
Вскоре появились еще одни знакомцы – те самые жизнелюбивые итальянцы, которые напомнили Лайме о несостоявшемся ужине в ресторане. Они пели что-то солнечное и веселое, подыгрывая себе на гитарах, постоянно улыбаясь и посылая женской части зрительного зала призывные взгляды.
– Смотри, – вдруг зашептал Корнеев, – вон у того, маленького, с пучком на макушке, который на Чиполлино похож, вроде синяк под глазом!
– Не синяк, а родимое пятно, – со знанием дела ответила Лайма, которая прекрасно запомнила этого приставучего Чиполлино.
Когда на сцене появились австралийцы, Лайма сказала:
– Вон того, слева, я помню. Я думала, это он по пьяни такой остолбенелый, а оказывается, от природы.
Австралийцы были все как один усатые и улыбались, показывая белые крепкие зубы. Выступили они успешно, сорвав бурные аплодисменты и красиво раскланявшись.
Программа четвертого дня фестиваля подходила к концу, когда ведущий объявил:
– Хранители традиционной народной музыки из Сенегала!
То, что увидели Лайма и Евгений, тут же заставило их насторожиться. На сцену вышли и уселись полукругом на корточки три угольно-черных человека в белых одеждах, похожих на саван. У третьего сенегальца в руках ничего не было, и он сидел, понуро свесив вниз голову. В этой картине было что-то удивительно знакомое, хотя ни Лайма, ни Корнеев никогда в Сенегале не были.
Когда в зале зазвучала странная монотонная мелодия, а солист начал негромко вторить ей, периодически начиная бормотать какой-то текст, Лайма трагическим шепотом заявила:
– Я это уже слышала. Не пойму только где.
– Чего тут понимать? – удивился Корнеев. – Мы этих ребят и видели и слышали. В тот первый день, поздно вечером, рядом с институтом. Они у костра сидели.
– Что ж, давайте посмотрим, что мы имеем на сегодня, – сказала Лайма, собрав группу «У» на экстренное совещание.
– Один из тех, за кем мы должны были наблюдать и по возможности охранять, погиб. За Мельченко приходится наблюдать урывками – немного дома, немного на фестивале. Правда, Жене удалось подключить к его квартире спецтехнику, так что появилась возможность дополнительного контроля. После смерти Полянского Мельченко кажется мне самой уязвимой фигурой. На месте Тагирова я бы его оберегала.
– А Шаткова? – удивился Медведь.
– Мы это обсуждали – у него есть личная охрана, поэтому будем считать, что он защищен от нападения террористов.
– Вот, кстати, о террористах, – оживился Корнеев. – Тут надо что-то кардинально менять. Мы на глаз пытаемся определить, кто плохой, а кто хороший. Да еще издали. Наверное, следует вступить кое с кем в более тесный контакт.
– Тесные контакты чаще всего заканчиваются глубокими сожалениями, – отрезала Лайма. – Кроме того, кое-кто – это не выход. А все группы ты окучить не в состоянии. Ты не можешь брать на себя ответственность за всех русских и поглощать водку стаканами только для того, чтобы не ударить в грязь лицом.
– Нас послали в Чисторецк, не объяснив толком, что нужно делать, – сказал обиженный Корнеев.
– Тем не менее мы тут, и мы сидим в галоше.
– Почему это? – обиделся Медведь. – Мы прекрасно выступили!
– Не думаю, что Тагиров обрадуется, если мы привезем ему с фестиваля главный приз, – заметила Лайма.
– Чтобы системно наблюдать за таким количеством народа, нужен взвод профессионалов, – сказал Корнеев. – Но ты зря нас критикуешь. Мы уже точно выяснили, что в Чисторецк действительно прибыла группа людей, по каким-то причинам интересующаяся учеными. Мы дважды натыкались на них – около института прикладных нанотехнологий в ту ночь, когда погиб Полянский, и вчера в квартире ученого. Теперь мы даже имеем представление, каким образом они проникают на охраняемые или закрытые территории.
– Ты имеешь в виду графа Дракулу? – уточнил Иван.
– Именно, – кивнул Корнеев. – Логично предположить, что скрываются террористы под видом музыкального коллектива, иначе им было бы трудно существовать и действовать в этом маленьком городке.
– Но что это за коллектив? Вот в чем вопрос! – встрял Медведь.
Корнеев, который помнил о том, что именно ему давали задание сосредоточиться на всех приехавших в Чисторецк трио, тотчас сказал:
– Стоит обратить внимание на японцев, с этим якудзой во главе. Готов побиться об заклад – он сегодня следил за мной.
– Следил? – в один голос воскликнули Лайма и Иван.
– Точно. Я его несколько раз засекал. Не знаю, что ему нужно, может, адресок Лаймы хочет спросить.
Лайма покраснела. Скорее от досады, чем от удовольствия.
– Вторым номером в моем личном списке идут венесуэльцы. История с синяком мне теперь покоя не дает. Больно много здесь совпадений, надо внимательнее к ним присмотреться. Бронзу я бы присудил трио из Сенегала. Заметьте, в первый же день они оказались около института. Опять же, когда мы подобрались к ним, их лиц сразу не разглядели. А теперь смотрите. Каждый раз, когда мы натыкаемся на людей в черном, мы не можем разглядеть их лиц! Совпадение?
