них грузили баки вместе с мусором и увозили куда-то. Современные механизмы, насколько она знала, опорожняют баки прямо на месте и прессуют мусор в своем вместительном оранжевом чреве.
Из машины быстро вылез мужичок в синей спецовке, осмотрел баки, стоящие перед офисом, и ловко взялся за работу. Этого человека Сабина видела впервые. При помощи небольшого крана баки были быстро водружены на платформу. В кабине сидел еще кто-то, но лица его она никак не могла разглядеть. И лишь когда мусоровоз неспешно проехал мимо витрины, за которой пряталась Сабина, загадка разрешилась – мелькнул знакомый до боли «хвост» и показалась физиономия Николая Безъязыкова, развернувшегося лицом к шоферу (и заодно к Сабине).
«Интересно, что это еще за мусорная история? – размышляла она, идя по переулку к метро. – Они что, сдают его на вес и так зарабатывают деньги? Или владеют тайным мусороперерабатывающим заводиком?» Никакие вразумительные ответы ей пока в голову не приходили.
Посмотрев на часы, Сабина решила, что сейчас самое время выпить свой любимый кофе и съесть неизменный сухарик. До восьми утра еще есть время. Кстати, стоит, вероятно, забрать и свою машину. Рано утром, когда на улицах народу мало, можно ее осмотреть со всех сторон. Наверное, она, Сабина, погорячилась, когда решила, будто ее хотят взорвать. И уж конечно, она погорячилась, когда пьяная в сосиску приехала к Тверитинову домой, хотя точно знала, что у него свидание с Жанной Пальваль. Как раз в этой самой квартире. Разве можно найти оправдание собственным безумствам?
По дороге Сабина про себя репетировала сцену, которая должна разыграться некоторое время спустя. Она звонит в дверь, Тверитинов появляется на пороге и говорит: «Вы уволены!» Нет, не пойдет. Он появляется на пороге, и тогда она сама говорит ему: «Я увольняюсь!»
В реальности все вышло совсем по-другому. Когда она вошла в подъезд, консьерж поднялся ей навстречу и широко улыбнулся.
– Выглядите неплохо, – искренне сказал он. – Если учитывать вчерашнее.
– Сильный комплимент, – пробормотала она. – При случае я вам его верну. Кстати, за мной бутерброд.
Сабина поднялась на седьмой этаж и поднесла палец к кнопке звонка, но тут дверь распахнулась, и Тверитинов возник на пороге. Он был одет в черные джинсы и светлую водолазку. Лицо вырублено из гранита, ни одной человеческой искры в глазах.
– Вы опоздали, – заявил он. – Я предупредил, что рабочий день начинается в восемь. Неприятная новость: у нас сломался принтер. Есть и приятная: я сделал для вас тост и сварил кофе. Без сахара, как вы любите.
Кажется, это была своеобразная попытка примирения. Сабина прикинула, что фраза «Я увольняюсь!» после его слов уже не прозвучит так, как надо, и вошла в холл. Достала из сумочки ключи от его квартиры и молча положила их на тумбочку. Он ничего не сказал.
Вчера Петя не поверил, когда она предупредила, что ее могут выгнать с треском. Он был уверен, что его сестра – самая порядочная, пунктуальная и исполнительная женщина на свете. Интересно, что думает по этому поводу босс?
После тоста и кофе Сабина пришла в кабинет и некоторое время записывала все, что он говорил, в свой блокнот. Потом Тверитинов взял в руки ярко-желтую папку, рассеянно полистал ее и заявил, что должен кое-куда съездить.
– Не могли бы вы сесть за руль? Просто по дороге я хочу сделать несколько звонков и просмотреть документы.
Желтую папку он взял с собой и положил на колени.
– Нам нужно... – Он сверился с бумагой, подшитой в эту самую папку, и через секунду закончил: – Нам нужно на Сущевский вал. Там я покажу, куда свернуть.
Всю дорогу он перебирал документы и хмурил брови. Один раз пробормотал: «Странно...» После чего обратился к Сабине:
– Вы не знаете, откуда взялась эта папка? – Он потряс ею в воздухе. – Вижу, что это наши документы, но ничего в них не понимаю.
Кажется, она заметила такую же папку на столе главбуха Андрюшина, но присягнуть не могла. Поэтому просто отрицательно покачала головой. Еще вчера Сабина непременно спросила бы, о каких документах идет речь. Но не сегодня. Сегодня между ними стояла стена холода и недоверия, проходя через которую, остывало все – даже чашка кофе, которую он предложил ей в знак примирения.
– Сворачивайте сюда, а теперь вот сюда, – командовал Тверитинов.
Они забрались в какие-то переулки и, наконец, нырнули во двор длинного серого здания, в котором, по мнению Сабины, могло бы располагаться задрипанное министерство или на худой конец швейные мастерские. Окна нижних этажей зарешечены, на верхних – жалюзи. Довольно просторная стоянка, два дерева в центре газона и высокие каменные бордюры.
– Ждите меня здесь, – скомандовал Тверитинов. – И не выходите из машины, пожалуйста.
Впервые с тех пор, как они встретились сегодня, он посмотрел ей прямо в глаза. Его взгляд был слишком мягким, а в углах губ пряталась усмешка. Сабина поежилась. Ей не хотелось затевать с ним никаких игр. Его звездой была Жанна Пальваль. А когда ракета стартует, чтобы долететь до звезды, она оставляет после себя выжженную землю. Это нормально.
Тверитинов взял с собой свою желтую папку и отправился в непривлекательное здание. Сабина включила радио и слушала музыку, наблюдая за тем, как он входит по очереди сначала в один подъезд, затем в другой. Наконец, ее босс появился на улице в компании огромного дядьки, который что– то объяснял, размахивая руками. Он подвел Тверитинова к огромным мусорным бакам, стоявшим на аккуратной забетонированной площадке, и постучал по одному из них ногой. Тверитинов открыл папку и показал ему какой-то документ.
Сабина насторожилась. Опять мусорные баки! Второй раз за сегодняшний день. Чагин и Безъязыков разговаривают о доме в Вяземском переулке, о том, как им хочется разбогатеть, а потом оказывается, что их волнует исключительно мусор. Теперь Тверитинов забирается в какой-то переулок и интересуется мусорными баками. Что бы это значило?
Когда все закончилось, Тверитинов ничего ей не объяснил. Просто забрался в салон машины и потер руки, пытаясь согреться. На этот раз, правда, устроился на переднем сиденье, рядом с Сабиной. Когда машина тронулась, он полез в «бардачок», и на колени ему оттуда вывалился какой-то хлам, в том числе и женская заколка.
– Ваша предшественница забыла, Варламова, – прокомментировал Тверитинов, хотя никто его ни о чем не спрашивал. – И блокнот забыла, и ручку свою красивую. – Он пролистал исписанный блокнот и проворчал: – Кажется, здесь все ее телефоны. Вот растяпа.
– А она давно уволилась? – не удержалась и спросила Сабина.
– Давно, – коротко ответил Тверитинов. Это могло означать что угодно – две недели назад, месяц, год. Сколько там он мог обходиться без помощницы?
– А вы видели Аниного мужа?
Он повернул голову и внимательно посмотрел на нее. Сабина попыталась оправдаться:
– Все говорят про этого мужа. Из-за него она уволилась, это же ясно.
Она старалась казаться равнодушной. Но на самом деле внутри у нее все дрожало от возбуждения. Блокнот! Блокнот Ани Варламовой. Тверитинов невольно сыграл роль эксперта – он хорошо знает почерк своей помощницы. Он только что пролистал его и подтвердил, что блокнот – подлинник. Нужно во что бы то ни стало завладеть им. А потом сверить с дневником и открытками. Сравнить почерк.
Когда они подъехали к «Бумажной птице», Сабина специально поставила машину криво. А потом сказала, что хочет ее подровнять. Тверитинов не пожелал участвовать в «больших маневрах» и ушел в офис. И вот тогда она достала из «бардачка» блокнот и положила в свою сумку. Вряд ли босс заметит пропажу. Кроме того, блокнот нужен ей ненадолго. Когда представится случай, она вернет его на место.
Итак, бумага ручного производства и мусор. Может быть, Тверитинов изобрел какой- нибудь волшебный способ превращать мусор в бумагу? Не макулатуру, а какой-то иной компонент, содержащийся в нем? Что-нибудь такое, что другие даже не рассматривают в качестве источника сырья? Но тогда, выходит, Тверитинов, Чагин и Безъязыков – одна команда. А почему бы и нет?