малых. Нет в молебне и духа жженого тяжелого, от благовоний и трав ветрам угодных. Ветромол, худощавый подвижный мужчина с короткой черной бородкой, едва удостоил взглядом нашу компанию. Одной фразы брошенной клириком хватило, что бы местный служитель из молебни исчез. Отрезая путь к спасению, провернулся в замочной скважине массивный ключ.
Грая, придерживая за плечи, привели в чувство парой хлестких пощечин. Травник жмурясь осоловело затряс головой.
– Что Свий подери здесь…
Договорить ему не дали. От удара под дых парень согнулся, выпучив глаза и хватая ртом воздух.
– Очухался? Молодец! – клирик ударил еще раз, заставив Грая упасть на колени и судорожно закашляться. – Заставил ты нас за собой побегать и знатно заставил. Но, как видишь, всему приходит конец.
Я бесстрастно наблюдала за спутником. Даже осознание того, что меня ждет такая же незавидная участь, отклика в душе не вызвало.
– Тишшш… Спишшшь?
Широко зевнув, потянулась, неудачно переступила и охнула от пронзившей ногу боли. Клирик скривившись обернулся, и коротко рявкнул:
– Эту убрать пока, позже займусь.
Меня больно перехватили за запястье и оттянули в сторону жертвенного камня. Морочье стучалось в унисон с сердечным ритмом, заволакивая сознание красной пеленой.
Рыцари расступились, оставив в центре молебни лишь скрючившегося травника и синеглазого мага. Первый раз в жизни, я воочию узрела, как вершится угодное ветрам колдовство. Клирик застыл безмолвным изваянием, воздев руки и вперив взгляд в травника. Парень корчился с искаженным гримасами боли и ужаса лицом и шипел сквозь зубы проклятия.
Что-то вспыхнуло, я дернулась, выныривая с самой грани забытья, и вдруг увидела…
Пронизывая весь зал, струились, переплетались светящиеся, нити. От клирика тянулись солнечно желтые опутав травника пульсирующим коконом, словно паук добычу. Вокруг парня изредка вспыхивали тонкие красные, те самые, что я видела ночью на поляне. Сил у травника явно не хватало, и желтое свечение разрасталось, захватывая молебню. В воздухе ощутимо запахло грозой, по волосам и шкуре, потрескивая, защекотали мелкие искорки. Грай уже пронзительно кричал, не в силах сопротивляться. Одна из клириковских солнечных нитей как раз змеилась возле жертвенного камня, едва ли не задевая мой круп. Повинуясь какому-то странному порыву, я протянула руку и дернула желтую паутинку на себя. Нить на удивление легко поддалась, с тихом щелчком распавшись в моих пальцах.
Раздавшийся следом оглушительный грозовой раскат и яркая вспышка, заставили на несколько секунд выпасть из реальности. Когда зрение и слух вернулись, я застыла в изумлении, при виде открывшейся картины. В воздухе кружились, невесть откуда взявшиеся, клубы пыли, весь пол был усыпан огрызками бревен, жертвенный камень, треснув, развалился на две части, а в стене молебни зияла огромная, от кладки до крыши неровная дыра. Снаружи бушевала гроза и дождевые потоки, захлестывая в проем, смывали мне под копыта щепки и грязь. Клирик, изломанной куклой, валялся у разрушенной стены, капающие с уголка рта темные бусины крови, тут же расплывались лужах воды. Рыцарей размело по углам и в полутьме непогоды, плохо было видно кто, в каком здравии. Грай лежал придавленный обломком бревна. Я бросилась к спутнику, и приметившись откинула копытом деревяшку. Кое-как опустилась на колени и, постанывая от боли в ноге, поднялась уже с травником на руках. Щуплый и тощий как цыплок парень оказался на удивление тяжелым и неудобным.
Снаружи завывал ветер и тугими полотнами хлестал ледяной дождь. Застилая горизонт, насколько хватило взгляда, простиралась черная клубящаяся туча. Ее брюхо изредка подсвечивали всполохи молний и, словно прорвавшись, ветвисто били в испуганную землю. Я, накрепко перехватила травника, выбралась через пролом и, оскальзываясь копытами на мокрой земле, поспешила прочь из деревни, благо, что желающих остановить не нашлось.
Селяне и так-то носа со дворов не казали, а теперь и вовсе попрятались от бури по домам, покрепче заперев двери и приглядывая через щели в ставнях, не ударит ли, не ровен час, в сарай со скотиной или в дом соседа шальная молния. Даже дворовые псы не брехали, предпочитая в такую погоду поглубже забиться в сухую уютную будку.
У нас, увы, выбора не было. В том, что погоня лишь вопрос времени, я не сомневалась. Если в ловчем отряде все останутся живы и хотя бы относительно здоровы, то сами догонят, а если кого убила… Я запнулась, вспомнив бессознательного клирика. Постепенно возвращались ощущения и меня уже начало мелко потрясывать. А вдруг синеглазый и, правда, неживой уже? Запоздавший страх за и холодное липкое оцепенение нахлынули одновременно. В том, что разрушенная молебня моих рук дело, я даже не сомневалась. Все случилось после паутинки порванной, да и буря просто так, на пустом месте не заходит. Не иначе как…
Травник, дернувшись, чуть не соскользнул в грязь, я упустила мысль и, отбросив самобичевание, занялась спутником. Мы уже выбрались за околицу, и спасительная опушка леса виднелась едва ли в десятке шагов. Подхватив поудобнее, постанывающего Грая я нырнула под прикрытие ветвей. Суше, к сожалению, не стало. К дождевым потокам прибавились и осыпающиеся с ветвей ледяные крупные капли. Хорошо хоть, льющаяся с неба вода, привела парня в чувство. Увы, слабость не позволила ему идти самостоятельно, а я уже совсем выбилась из сил и тащить его дальше на руках точно не смогла бы. Совместными усилиями, пристроившись у ближайшего пня, травника с трудом удалось усадить верхом.
– Кфе, тьфе… – я кое-как развела руки спутника, судорожно сомкнувшиеся на моей шее, – за талию, держи! Задушишь!
Парень вроде понял. По крайней мере, руки убрал. Спотыкаясь, со стонами и проклятиями мы наконец-то двинулись вглубь леса. Увы, налегке. Оружие, пожитки, еда, припрятанная пара злотов, все осталось в безымянной деревне на поживу ловчему отряду. Только что, совсем уже измятая карта с самой вуколачьей деревни, лежала в кармане граевой рубахи. Судя по ней, направление мы не потеряли, и до Антары осталось едва ли полтора дневных перехода. Любопытство я, кстати, так и не удовлетворила. На карте, селение, из которого мы еле вырвались, было обозначено лишь крестом и парой нарисованных домишек.
К тому моменту, когда дождь закончился, солнце клонилось к закату а в лесу, из еды, наблюдались, разве что комары. Да еще неизвестно, что к ночи будет, а то выползут хищники из нор, как бы самим, чьим поздним ужином не оказаться. Помощь огневика нам сегодня наверняка не грозила. Парень окончательно так и не пришел в себя и, почти без сознания болтался на моей спине, лишь изредка постанывая, когда я спотыкалась на попадающихся кочках.
На дорогу мы вышли совершенно неожиданно. Только вот под копытами пружинила колючая иглица, и тут же в паре шагов стелется укатанный удобный тракт. Еще через час пути, спутник приободрился и даже попытался задавать какие-то вопросы. Тут пришла моя очередь молчать и постанывать, ибо силы были уже совсем на исходе. Появившийся из-за поворота постоялый двор был воспринят, не иначе, как подарок ветров, словно за мучения воздаденный. Близость жилья придала таких сил, что до высоченного массивного забора я добралась почти галопом.
Не знаю, на что мы понадеялись, грязные, ободранные, без денег и ценностей, которые можно на еду и ночлег поменять. Я, в диком виде, не хуже лесной разбойницы, травник чуть живой к ограде прислонился. Но теплилась в душе надежда, если не на ночлег, так хоть на еду какую-никакую…
Как и следовало ожидать, к Свию нас послали сразу же, едва в воротах приоткрылось маленькое окошечко. На этом разговор закончился, и тут же раздались шаркающие шаги в глубь двора. Не успокоившись, я развернулась и что есть силы, вдарила задними ногами по воротам. Люди они, в конце- концов, или звери! Хотя бы выслушать могут, прежде чем посылать!
За забором громко выругались и окошко распахнулось уже на всю. В проеме показалась перекошенная физиономия с черной окладистой бородой.
– А ну пошли отсюда, оборванцы, пока я стражу не кликнул!
Я даже слегка присела от зычного баса.
– Дак мы только…
– Знаю, знаю! Шляются тут всякие, только и смотрят чего бы стибрить! Князь на постое! А всякую
