и, конечно, списания части орудий на сухопутный фронт. Работы по демонтированию орудий и пулеметов уже начались. Особенно организованно они пошли после совместного совещания у Витгефта сухопутных и морских начальников, состоявшегося 25 апреля. Был приглашен на него и Кондратенко.
После гибели Макарова Роман Исидорович решил несколько отойти от дел на флоте. Однако через несколько дней уже получил задание от наместника вновь заняться минными заграждениями на рейде. Снова пришлось сократить время отдыха, заниматься малознакомым делом. Но отказаться он не мог, ибо понимал его важность. Чувствуя пробелы в знании электротехники, уже немолодой генерал, не смущаясь, учился у безусых мичманов, бывших с электричеством на «ты». Впрочем, Кондратенко любил повторять, что его роль в минировании сводится только к организации работ.
Едва закончилось минирование рейда, как он с моряками занялся отысканием позиций на Ляотешане для установки дальнобойной пушки с круговым обстрелом. Идея эта исходила от наместника. Поручая Кондратенко организацию работ, он заявил:
— Помогите артиллеристам только людьми вашей дивизии, чтобы установить этакого русского «дядю Тома», и да поможет он нам не хуже, чем бурам. Хотя не уверен, что вы откажетесь принять участие в этом предприятии.
Алексеев не ошибся. На следующий день Кондратенко с генералом Белым после полудня направились на Ляотешань. Место было выбрано удачно, но как поднять на такую высоту орудие, весившее без станка около тысячи пудов! Надо было строить дорогу, и Роман Исидорович взялся за неделю разработать проект. Выполнял работы командир 28-го полка подполковник Киленин, а сам Кондратенко взял на себя общую организацию, включавшую далеко не простое дело изыскания материала, обеспечения людьми, ну и, конечно, каждодневного контроля за строительством. Жене он писал: «…Собственно, к этому делу я прикладываю не столько знания, сколько просто энергии, чтобы поскорее осуществить это дело зашиты города от бомбардировок японцев с западного побережья».
Совещание у Витгефта интересовало Романа Исидоровича с чисто технической стороны дела. Решался вопрос о действии флота в создавшейся обстановке. Он знал мнение Стесселя и был уверен, что тот сумеет его навязать безвольному командующему эскадрой. Ошибся он только в одном: навязывать не пришлось, так как еще накануне моряки решили вопрос положительно, с точки зрения начальника укрепрайона. И все-таки где-то в глубине души Кондратенко надеялся, что кто-нибудь из моряков сумеет убедить Стесселя оставить за флотом его основные, чисто морские задачи. Но надежды не оправдались. Было решено снимать орудия калибра менее 10 дюймов и устанавливать на форты. Кроме того, Стессель вел себя вызывающе и не просто просил моряков, а указывал.
Случилось непоправимое. Флотом стал командовать человек, не только ничего не смысливший в его применении, но и вообще плохо образованный с военной точки зрения.
Кондратенко понимал, что меры эти преждевременны, что флот еще способен своими действиями оказать большую помощь крепости. Однако ни Витгефт, ни Ухтомский, ни Лошинский, ни Григорович не пытались перечить Стесселю. Сам же он не чувствовал себя достаточно авторитетным в морском деле человеком, чтобы выступать на столь представительном совещании и высказывать свои соображения по действиям флота.
Вместе с генералом Белым Кондратенко сразу после совещания начал составлять план использования орудий.
Морскую артиллерию, как наиболее мощную, дальнобойную и скорострельную, решили использовать на самых важных участках обороны: фортах № 1, 2, укреплении № 3, батареях Курганной и Большое Орлиное Гнездо, на горе Высокая. Учитывалась также хорошая подготовка и слаженность морских расчетов.
События ближайших дней скоро доказали преждевременность этих мероприятий. Армия Оку, высадившись беспрепятственно у Бицзыво и сбивая на пути незначительные заслоны русских, заняла весь перешеек между Цзиньчжоуской и Талиенванской бухтами. 26 апреля в крепость пришел последний поезд с боеприпасами, и Артур оказался окончательно отрезанным японцами. Но эти полные побед и радости дни стали черными днями японского флота.
Наблюдатели с береговых батарей и Ляотешаня обратили внимание, что патрулирующие в море японские корабли ходят по одним и тем же местам. Шаблонностью несения блокадной службы и решил воспользоваться командир минного заградителя «Амур» капитан 2 ранга Иванов. Он предложил поставить мины там, где проходил обычный курс неприятельских судов.
Несмотря на очевидность такого шага и реальную возможность его осуществления, адмирал Витгефт, а точнее — коллегия флагманов долго не решались утвердить план Иванова, ссылаясь на сложность установки мин ночью. Действительно, делать это было очень тяжело из-за трудности определения точных координат в темное время суток, но днем рейд внимательно просматривался с японских кораблей. Иванов предлагал использовать отвлекающий маневр или ждать тумана. Ни о каком отвлекающем маневре адмирал Витгефт не хотел даже думать и согласился на операцию только при достаточно благоприятной погоде.
Наконец 1 мая на море лег густой туман. Ввиду отсутствия прямой видимости японская эскадра повернула на свою базу к островам Эллиот. Наблюдательные посты с Золотой горы и Ляотешаня доложили об этом, и сразу же из Артура в сопровождении шести миноносцев вышел «Амур». В три часа дня он начал ставить мины. Матросы и офицеры «Амура», сбрасывая в воду одну за другой мины, вспоминали «дедушку» Макарова, своих друзей и знакомых с «Петропавловска» и мелом писали на корпусах имена неотомщенных жертв 31 марта. Минная банка из 50 мин была поставлена весьма удачно, почти поперек обычного курса японских кораблей, и достигала около мили в длину.
Утро 2 мая выдалось превосходным. Лишь временами легкие обрывки тумана проносились над морем. В 9 часов утра наблюдательные посты доложили о появлении японской эскадры. Головными шли броненосцы «Хацусэ», «Сикисима», «Ясима». В 10 часов утра «Хацусэ» первым коснулся мины, и рядом с его бортом поднялся огромный столб воды.
Японцы сразу начали менять курс. Но тут под броненосцем «Ясима» раздался взрыв, и он сильно накренился. С береговых батарей и наблюдательных постов в бинокли было хорошо видно, как «Ясима» выровнял крен, но двигаться, очевидно, не мог. Сразу нарушился порядок японской эскадры. Корабли выполняли какие-то суетливые маневры, не решаясь приблизиться к «Ясиме». Продолжалось это более часа, пока поврежденный «Хаиусэ», то ли уходя из опасного района, то ли идя на помощь «Ясиме», не повернул к застывшему броненосцу. Вдруг над ним возник высокий белый гриб, закрывший судно целиком, и через несколько секунд до берега донесся тяжелый, глухой раскат разрыва.
Гриб медленно вытягивался к небу, расползался и таял. Нос броненосца на мгновение поднялся над водой, и корабль пошел ко дну. Все это напоминало события 31 марта. На японской эскадре началась паника. К месту катастрофы подошли крейсера, все без исключения корабли открыли беспорядочный огонь по плавающим предметам, считая, что где-то рядом находится подводная лодка. Через некоторое время паника все же прекратилась, и японская эскадра поспешила уйти.
Адмирал Витгефт не воспользовался благоприятным случаем, чтобы добить «Ясиму» и попытаться нанести поражение противнику. В море против двух японских броненосцев, один из которых был подорван, пяти легких крейсеров, трех канонерок и двух миноносцев могли выйти три броненосца, три крейсера и более шестнадцати миноносцев. Вот когда вспомнили совместное совещание 25 апреля и адмирал Лощинский, и командир «Полтавы» капитан 1 ранга Успенский, и вновь назначенный командир «Севастополя» Эссен. Теперь они настаивали на выходе броненосцев и крейсеров, но безуспешно. Более того, в это самое время на флагманском броненосце взвился сигнал «Уволить команду на берег…».
Для японцев же беды этим не кончились. Взятый на буксир «Ясима», так и не дойдя до базы, затонул в пути. Через два дня подорвалось на мине и затонуло посыльное судно «Микао». В бухте Керр при тралении мин погиб миноносец № 48. В ночь на 2 мая столкнулись два японских крейсера. Один из них затонул через несколько минут, другой получил такие повреждения, что не смог вернуться в строй до конца войны. Затем последовало еще несколько катастроф. Последовательно в течение трех дней сел на мель авизо «Таиута», от огня собственной канонерки «Агаки» затонула канонерская лодка «Осима», недалеко от Ляотешаня подорвался на мине и затонул истребитель «Акаиуки».
Неприятельский флот значительно ослаб. Это привело к тому, что адмирал Того стал проявлять нерешительность и излишнюю осторожность. Но командование русской эскадры так и не воспользовалось благоприятной обстановкой. Витгефт по-прежнему разоружал корабли и лишь посылал на постановку мин
