прислали волонтеров — санитарок-водителей санитарных машин. Едва приехав, они продемонстрировали такой героизм, что я поняла, что не имею права отсиживаться в своем кабинете в Венафро и переводить, находясь в полнейшей безопасности, сообщения, которые мне передавали связисты. Поскольку новеньким требовались командиры, я добилась перевода в третий медицинский батальон и получила под свое начало полдюжины санитарных машин.
— Послушай, это смелый поступок! Впрочем, меня это не удивляет.
— Тогда-то и случилось неожиданное. Среди санитарок, прибывших из Туниса, я встретила девушку, с которой познакомилась еще в Алжире.
— Какое совпадение… Ты хорошо ее знала?
Сабина покивала головой.
— Это дочь фермеров, которые работали в хозяйстве моих родителей в окрестностях Сиди-Ферруха114… Она знала, где я, и решила ко мне присоединиться, записавшись добровольцем в качестве солдата второго класса…
— А ты знала, что она хочет приехать к тебе?
— Да нет же… Когда мы с тобой встретились в декабре в Неаполе, я и не подозревала, что наши с ней пути когда-нибудь снова пересекутся…
Пола, казалось, удивил ее ответ.
— Не вижу связи между ней и мной, если, конечно, не принимать во внимание стремление увидеть тебя!
Она неопределенно пожала плечами:
— Да, надо было, чтобы…
Внезапно голос ее сорвался.
— Я так понял, сегодня утром с тобой в машине была она?
— Как… как ты догадался? — пролепетала она.
— На тебе лица нет…
Она заплакала, неслышные рыдания сотрясали ее тело. Он ласково положил руку ей на плечо:
— Что, собственно, произошло?
— Что? Между ней и мной?
— Нет… Сегодня утром!
Она закрыла лицо ладонями, словно пытаясь прогнать ужасное видение.
— На рассвете у Бельведере был бой… Из Чифалько, который находится прямо напротив, немецкие минометы вели огонь по саперам второй роты — они заканчивали возведение насыпи, которая должна была защищать дорогу в Секко. Нас сразу подняли по тревоге, потому что там было много раненых… Мы выехали колонной, впереди шел джип Седьмого бронетанкового полка, который показывал нам путь. Я вела «додж», ехавший в голове колонны сразу за джипом. Рядом со мной сидела Аньес.
— Так ее зовут Аньес?
Сабина вздрогнула.
— Да, я тебе не сказала… Мы только подъезжали к Сант-Элиа, когда в промежутке между двумя полосами тумана они нас засекли… Они выстрелили по головному джипу, я свернула в сторону, машина увязла в грязи и перегородила дорогу остальным… Тогда они начали по нас бить. Несмотря на громадные красные кресты на бортах и крышах фургонов, они били по нас из минометов… «Водитель джипа упал на руль, я иду к нему!» — крикнула Аньес, и это были последние слова, которые я он нее услышала. Она бросилась к джипу, а я побежала вдоль колонны, крича, чтобы девушки спрятались за насыпью. Было видно, где находятся ведущие огонь батареи, и танковый взвод третьей дивизии спаги115, находившийся в укрытии, быстро заставил их замолчать. Когда я вернулась назад к своему грузовику, то увидела, что она доползла до подножки, словно хотела, чтобы именно я нашла ее…
Сабина дрожала.
— Дело плохо? — спросил он. Она искоса взглянула на него.
— Пойдем, — прошептала она.
Сабина взяла его за руку и потащила за собой. Это был первый хоть сколько-нибудь дружеский жест с самого начала их встречи. Он молча шел за ней к низкому зданию, которого до этого не замечал. Судя по сохранившемуся запаху кислого молока, раньше здесь был коровник. Она нагнулась, чтобы войти в дверь, и сделала ему знак подождать на улице, словно опасалась того, что он может там увидеть. Она исчезла внутри, но вскоре появилась снова и сделала ему знак войти. В этот момент на ее лице было то же выражение тревоги, которое он заметил два месяца назад, когда «освободил» ее из квартиры Амброджио. Он нехотя пошел за ней. Топившаяся углем печка поддерживала в просторном помещении, освещенном единственной керосиновой лампой, сносную температуру. Им навстречу поднялась молоденькая девушка.
— Как она? — тихо спросила Сабина.
— Спокойна, господин лейтенант. После всего, что ей вкололи… Приходил врач и сказал, что на рассвете ее увезут в четыреста двадцать второй полевой госпиталь.
— Знаю, я поеду с ней, — ответила Сабина. Неслышным шагом она прошла в глубь комнаты, и Пол, поколебавшись, двинулся следом. На походной кровати с закрытыми глазами лежала девушка и, казалось, спала. Ее нос, рот и подбородок закрывала толстая повязка. Прикрепленная к стоявшей на полу банке трубка выступала из-под повязки как дренаж, и Пол заметил, что по ней в банку капала жидкость, по цвету похожая на розоватую лужицу, которую оставило под зубоврачебным креслом тело лейтенанта Харрингтона. Может быть, тому причиной был мягкий свет свечи, догоравшей в изголовье кровати, но та часть лица девушки, которая была видна, своей восковой белизной напомнила ему готическое надгробие. Сабина наклонилась и несколько минут неподвижно смотрела на девушку, а потом погладила ее по лбу. В ее жесте было столько страсти, что Пол отвел взгляд, словно нечаянно стал свидетелем чего-то настолько интимного, что никто и никогда не должен был увидеть. Сабина поправила подушку и несколько минут сидела в задумчивости. Пол тихо отошел в сторону. Девушка-санитарка заснула на стуле. Он прошел мимо нее и вышел из коровника, чтобы глубоко вдохнуть свежего ночного воздуха. Прислонившись к стене, он ждал Сабину. У него помутилось в глазах, стоило ему понять: она хотела, чтобы он пошел с ней, она хотела, чтобы он сам догадался, что связывает ее с этой девушкой. Она вышла, и он взял ее за руку и отвел в сторонку.
— Я сейчас уйду, тебе надо отдохнуть, — сказал он почти с состраданием. — Это был ужасный день.
— Кому ты это говоришь? — прошептала она.
— Ты попрощаешься за меня с капитаном Лебле?
Она искоса взглянула на него и выдохнула:
— Я провожу тебя.
Она шла, глядя под ноги, мелкими неуверенными шажками, так непохожими на широкий свободный шаг, которым она за два месяца до этого ступала по площади Плебесцито. В темноте островки снега напоминали белье, развешанное на веревках, протянутых через улочки Неаполя, которое ветер случайно занес в этот затерянный уголок.
— Очаровательна… — прошептала она еле слышно. — Она была очаровательна…
— Знаешь, сейчас медицина умеет творить чудеса. Надо, чтобы она попала в самые лучшие руки. Я предлагаю…
— Уверяю тебя, мы все сделаем наилучшим образом, — устало прервала его Сабина, однако чувствовалось, что она уже все для себя решила.
Он не стал настаивать, и они молча пересекли двор.
— Ты сказала мне, что была с ней знакома, — произнес он тихо, — но ты не говорила, что любишь ее.
Она резко остановилась в нескольких шагах от него, и он едва мог разглядеть ее в темноте.
— Пришло время рассказать тебе правду, о которой ты и сам догадался. Я знала, что такой момент настанет, — начала она серьезно и торжественно. — Ей было четырнадцать лет, когда… я не могу найти другого слова… когда она явилась передо мной. Мне было двадцать. Как-то вечером она купалась в
