сомневался, что голод 1933 года был таким же методом терроризировании несогласных с колхозным рабством крестьян, как и раскулачивание. В то же время он первым высказал предположение, что репрессивная сталинская политика в Украине преследовала и другую цель: предупредить опасность широкого национально-освободительного движения. Крестьянство всегда было носителем национальных традиций, утверждал он, и голод 1933 года именно поэтому стал ударом, направленным против него.
Дж. Мейс опубликовал в американском ежеквартальнике «The Ukrainian quarterly» (лето 1993 года) аналитическую статью «Как Украине позволили вспомнить». Освещая процесс осмысления проблемы Голодомора, я в известной степени и в отдельных сюжетах иду за этой работой, хотя делаю самостоятельные оценки. С одним его утверждением согласиться не могу.
В июле 1988 года Союз писателей Украины поручил Владимиру Маняку подготовить книгу-мемориал на основании свидетельств тех, кто пережил трагедию Голодомора. В. Маняку, как писал Мейс, не позволили обратиться через прессу к свидетелям голода, и эта миссия была поручена Кульчицкому. Последний в декабре 1988 года обратился к читателям газеты «Сільські вісті» и опубликовал анкету для опроса.
На самом же деле ни Маняку, ни мне никто не поручал работать над книгой-мемориалом. Руководителей республики эта проблема не волновала. Инициатором был Маняк. Заручившись поддержкой Союза писателей, он пришел к нам в Институт истории АН УССР с предложением объединить усилия. Мы в это время активно выявляли документы о голоде, сохранившиеся в архивах советских органов власти. Собранного сенсационного материала оказалось так много, что работа над ним пошла по параллельным дорогам: отдельно — воспоминания, отдельно — документы. Опубликовать подготовленные рукописи сразу не удалось. Лишь в 1991 году издательство «Радянський письменник» выпустило составленный Владимиром Маняком и его женой Лидией Коваленко колоссальный сборник воспоминаний «33-й голод. Народна книга- меморіал». В издательстве «Наукова думка» в 1992 и 1993 годах вышел в свет сборник документов из Центрального государственного архива высших органов власти и управления. Его составителями были Анна Михайличенко и Евгения Шаталина.
Тем временем содержание и даже лексика моей статьи в «Украинском историческом журнале» сразу после ее появления в марте 1988 года стали предметом острой критики в прессе. Прошел только год после ее написания, а общество уже по-другому рассматривало фундаментальные вопросы советского бытия.
В 1988 году я написал брошюру для Общества «Знання» УССР. Пока брошюра готовилась к печати, я, с разрешения общества, передал текст для публикации в газету «Литературная Украина». Тогда эта газета пользовалась особенно большой популярностью в кругах радикальной интеллигенции и в диаспоре. Текст, опубликованный в четырех номерах газеты в январе-феврале 1989 года, был результатом полуторагодичной работы в архивах. Показанная в «картинках с натуры» работа чрезвычайной хлебозаготовительной комиссии В. М. Молотова вызвала в обществе шок.
В июне 1989 года Общество «Знання» напечатало в количестве 62 тыс. экземпляров эту мою брошюру — «1933: трагедія голоду». Как ни удивительно, она печаталась в серии «Теория и практика КПСС». Художественный редактор сделал своеобразную обложку: паутина, в центре которой — название брошюры белой и красной красками. Перечитывая ее сейчас, я вижу, что в ней хорошо раскрыты социально-экономические последствия принудительной коллективизации сельского хозяйства и славное из них — голод во многих регионах СССР. Но специфики украинского голода я еще не понимал. В частности, в брошюре перечислялись все пункты постановлений ЦК КП(б)У от 18 ноября и СНК УССР от 20 ноября 1932 года, принятые под диктовку Молотова. Эти постановления — детонатор Голодомора. Наиболее зловещий пункт постановлений тоже приводился в брошюре — о внедрении натурального штрафования (мясом, картофелем). Однако у меня еще не было фактов о том, какие последствия этот пункт вызвал. Поэтому голод в Украине рассматривался как результат ошибочного экономического курса, а не сознательно проводимой конфискации продовольствия под прикрытием кампании по хлебозаготовкам. «Гласность в борьбе с голодом означала бы признание факта экономической катастрофы, которой завершился сталинский эксперимент по форсированию темпов индустриализации, — писал я тогда. — И Сталин выбрал другой путь — путь трусливого и преступного замалчивания положения в сельской местности». Из этих слов следует, что я не видел в замалчивании голода признаков геноцида.
Детальный анализ собственной брошюры оказался нужен, чтобы создать фон для рассказа о главном достижении советского времени, уже стремительно уходившего в прошлое. Речь идет о книге «Голод 1932–1933 годов в Украине: глазами историков, языком документов». Книга появилась в сентябре 1990 года в «Политиздате Украины» под грифом Института истории партии при ЦК Компартии Украины. В ней напечатаны четыре статьи, среди них и моя, но речь идет о документах из архивных фондов ЦК ВКП(б) и ЦК КП(б)У. Составителями документальной части были Р. Пирог (руководитель), А. Кентий, И. Комарова, В. Позицицкий, А. Соловьева. Объявленный тираж составлял 25 тыс. экземпляров, фактический оказался в десять раз меньше. Когда стало понятно, что книга будет напечатана, кто-то решил сразу же сделать ее библиографическим раритетом…
Документы, обнаруженные в партийных архивах Москвы и Киева командой Руслана Пирога, я видел за год до их публикации. На основании нескольких из них можно обвинять Сталина в преступлении геноцида, и я их использую в следующих статьях. Однако сейчас задача состоит в выявлении того, как осмысливался Голодомор. Скажу, что подлинного смысла этих нескольких документов тогда никто не уразумел, и слава Богу! Если бы поняли, то их могли бы изъять из рукописи сборника. Ничего странного в недооценке их содержания нет. Я тоже не мог оценить значения натуральных штрафов в брошюре 1989 года.
Вокруг рукописи этого сборника развернулась борьба на самой высокой в республике ступени — в политбюро ЦК Компартии Украины. На заседании политбюро ЦК в январе 1990 года (меня пригласили как эксперта) дискуссия относительно целесообразности публикации шла долго. Создалось впечатление, что присутствующие вздохнули с облегчением, когда первый секретарь ЦК Владимир Ивашко взял на себя ответственность и предложил напечатать документы.
Почему политбюро ЦК приняло решение опубликовать документы большой взрывной силы? Есть, по меньшей мере, две причины. Во-первых, в 1988–1989 годах бюрократическая «перестройка» уже превращалась в народное движение. Конституционная реформа лишила правящую партию власти над обществом. Чтобы удержаться на гребне революционной волны, руководители партии должны были публично отказаться от сталинского наследия. Во-вторых, комиссия Конгресса США уже закончила работу и опубликовала заключительный рапорт, в котором содержалось много поразительных деталей. С конкретными результатами работы комиссии Дж. Мейса члены политбюро ЦК Компартии Украины были знакомы. Я уверенно свидетельствую об этом, потому что в моей библиотеке есть этот том объемом в 524 стр., напечатанный в 1988 году в Вашингтоне. На обложке книги — красный штамп общего отдела ЦК КПУ с датой поступления — 5 сентября 1988 года. Ко мне она попала во время передачи документов ЦК в государственный архив после запрещения партии (как инородный для фондообразователя материал).
На упомянутом заседании политбюро ЦК Компартии Украины 26 января 1990 года было принято постановление «О голоде 1932–1933 годов в Украине и публикации связанных с ним архивных материалов». Непосредственной причиной этого голода признавалась губительная для крестьянства хлебозаготовительная политика. Это так же не отвечало истине, как и утверждение В. Щербицкого о засухе.
В январе 1990 года в Украину впервые приехал Дж. Мейс. Мне он привез компьютерную распечатку свидетельств о голоде, собранных комиссией Конгресса США. Трехтомник свидетельств объемом 1734 страницы вышел в свет в Вашингтоне только в декабре 1990 года. Тогда же, н первой половине декабря, я напечатал в журнале «Под знаменем ленинизма» статью «Как это было (читая документы созданной при Конгрессе США Комиссии по голоду 1932–1933 годов в Украине)». Собственный опыт анализа архивных документов и собранные американскими исследователями свидетельства дали возможность сделать такой вывод: «Наряду с хлебозаготовками и под видом их было организовано репрессивное изъятие любых запасов продовольствия, то есть террор голодом». Вывод о геноциде опирался уже не только на эмоциональные свидетельства очевидцев голода, но и на анализ архивной документации.
В марте 1991 года появилась моя итоговая книга «Цена великого перелома». Окончательный вывод формулировался вполне определенно: «голод и геноцид в селе были запрограммированы заблаговременно» (стр. 402). В последующие годы я недоумевал, почему книга неизвестна многим исследователям проблемы Голодомора. Оказалось, что объявленный тираж (4 тыс. экземпляров) был так же уменьшен в десять раз, как и сборник документов из партийных архивов. Хотя издательство уже называюсь «Україна», это был все тот же «Политиздат Украины»…
