В 2003 году я подготовил книгу «Русская революция 1917 года: новый взгляд». Она была издана в Институте истории Украины, под одной обложкой было два идентичных текста на украинском и русском языках. Небольшой тираж разошелся среди специалистов, в том числе г роди членов научного совета по истории революций при Российской академии наук.
Я находил только одну революцию в 1917 году — не Февральскую и Октябрьскую, а Русскую со специфическими ответвлениями последней м национальных окраинах империи — Украинской и другими. Но не в игом состоял новый взгляд на события. Наиболее авторитетный на Западе специалист по истории России Ричард Пайпс еще в 1990 году издал в Нью-Йорке двухтомник «The Russian revolution», в котором революционный процесс в целом закономерно рассматривался как целостный. Ассоциация «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН) в 1994 году перевела и издала этот двухтомник в Москве под аутентичным названием («Русская революция»). Но после публикации пой книги от двух революций в одном году мало кто отказался и в России, и в Украине. Изменилась лишь терминология: Великую Октябрьскую социалистическую революцию теперь называют октябрьским переворотом.
Новизна моего подхода (также никем не признанного) заключается и диализе исторического феномена, всем известного как советская и власть. Я думаю, что именно политический режим с этим неточным названием обеспечил русскому коммунизму запас прочности на три поколения. Суть ленинского изобретения заключалась в разделении завопим иной власти — целостной и централизованной — на две части, из которых только одна была повернута лицом к народу, создавая видимость народовластия. Советы с их исполнительными комитетами формировались населением согласно нормам демократических конституций, но под строгим контролем парткомов, которые рекомендовали синих кандидатов в депутаты от «блока коммунистов и беспартийных». Партийные комитеты, которые были вторым лицом власти, выбирались только членами государственной партии. Благодаря принципу «демократического централизма», на котором базировалась партия и нее общественно-политические структуры страны, персональный состав руководящих органов монопольно существующей партии сначала определялся более высоким по иерархии звеном, и лишь потом формально утверждался на «выборах».
Исполкомы советов имели вполне реальную управленческую власть. Парткомы не вмешивались в управление, если считали это ненужным, но имели монополию на политические и кадровые решения. Следовательно, советская власть была двуединой, то есть конструировалась как симбиоз отдельно существующих властных систем — парткомов, вплоть до Центрального комитета ленинской партии, и исполнительных комитетов советов, вплоть до Совнаркома СССР. Коммунистическая диктатура была коллективной по определению, потому что «демократический централизм» мог ее фокусировать только до уровня политбюро ЦК ВКП(б).
Отношения между членами политбюро ЦК, то есть партийными вождями, не могли определяться конституцией, потому что партия стояла над советами и обществом. Не определялись они и партийным уставом с его лицемерным демократизмом — принципом «демократического централизма». Эти вожди, однако, не имели власти, освященной происхождением и религией, как в традиционных монархических обществах. В результате отношения между ними определялись, как в львином прайде, борьбой до определения победителя. В руках у победителя концентрировалась вся власть над партией и обществом. Никто не мог помешать ему в реализации решений, направленных на истребление миллионов людей во имя сохранения абсолютной личной власти. Такой была власть, завоеванная Сталиным в ходе жестокой шестилетней (1923–1928) борьбы внутри политбюро ЦК ВКП(б). Советская власть…
Почему глубинное содержание некоторых сталинских документов, которые непосредственно связаны с Голодомором, не воспринимается нашим сознанием? В предыдущих статьях я приводил один такой пример, в следующих будет повод привести еще один. А ответ таков: история СССР в советских учебниках была далекой от реальной действительности. В отличие от нас, Сталин не был воспитанником советской школы. Он стоял у истоков власти, которую назвали советской, и хорошо знал ее уязвимые места и болевые точки. Наоборот, для нас суть советской власти более или менее совпадала с ее пропагандистским имиджем. Те же, кто ненавидел ее, ненавидели слепо.
Когда я говорю о «нас», то разумею под этим свое поколение. В том числе генерального секретаря ЦК КПСС, членов ЦК КПСС и депутатов Верховного Совета СССР. Всех тех, кто в 1988 году под лозунгом «полновластия Советов» легкомысленно разрушил созданную Лениным конструкцию власти. Они получили результат, которого не могли предвидеть: тоталитарное государство развалилось, и общество восстановило над государством суверенитет, завоеванный в марте и утраченный в ноябре 1917 года.
Природа советской власти стала окончательно понятной для меня только после конституционной реформы М. Горбачева, то есть тогда, когда эта власть избавилась от диктатуры парткомов и стала принципиально другой. Только после этого я смог внести ясность в проблему ив генезиса. Чтобы понять, почему стал возможным Голодомор, необходимо выявить, как эта власть возникла и какие задачи ставила перед собой.
Термин «сталинизм» стал у нас популярным после первой, еще хрущевской десталинизации, то есть со второй половины 50-х годов. Официальная историография настаивала на том, что большевистская революция — это и есть народная революция 1917 года. Мол, Кремль воплощал в жизнь ее требования, проводил либеральную политику в сфере экономики (НЭП) и национальных отношений (коренизация), а потом пришел Сталин и все испортил.
Действительность выглядит по-другому. Историю СССР написали победители, и правде она не соответствует. Сосредоточившись на изучении «белых пятен» (в том числе Голодомора), историки сделали очень много. Однако в некоторых ключевых моментах мы (имею в виду и историков Запада) еще находимся в плену стереотипов советской историографии.
Правда заключается в том, что непрерывная цепь кризисных событий, которая развернулась в мире с 1914 года, то есть с начала Первой мировой войны, привела к мутации исторического процесса в контролируемых большевиками России (с весны 1918 года) и Украине (с начала 1919 года). Дальнейшие события в странах, которые перешли под контроль коммунистов, происходили не так, как в цивилизованном (мы уже привыкли так говорить) мире. Нельзя отрицать, что история СССР и стран Центрально-Восточной Европы была по-своему насыщенной. В ней находилось место для героизма и террора, для эпохальных достижений и так называемых белых пятен, которые скрывали ужасающие преступления политических режимов. Но советский строй — это специфическая и, к тому же, мутантная цивилизация, лишенная стержня, на котором держится человечество от самих начал своей истории — частного предпринимательства. Несмотря на сеть советологических учреждений, западный мир не очень понимал, что у нас происходило. Никто, однако, не мог отказать коммунистической империи в праве на существование. Напротив, именно она утверждала, что человечество будет развиваться по советскому образцу. Некоторые политологи у нас и на Западе даже считали, что оба мира претерпят конвергенцию, то есть сольются в будущем путем объединения положительных черт капитализма и социализма. Однако созданное В. Лениным и И. Сталиным «государство-коммуна» внезапно развалилось.
Не могу понять, как это в общественном сознании могут сосуществовать два противоположных представления: о большевизме как порождении революции 1917 года и о коммунистическом эксперименте, осуществленном в бывшей Российской империи большевиками. Соглашаюсь лишь со вторым утверждением. Надо только добавить, что эксперимент не имел ничего общего ни с марксизмом, ни с представлениями о марксизме, распространенными среди русских социал-демократов меньшевистского и большевистского направлений. Густо насыщенная марксистскими терминами концепция «государства-коммуны» родилась в одной только голове — ленинской. На протяжении 20 лет она воплощалась в жизнь силовыми средствами с упорством, достойным лучшего применения. Коммунистическое строительство, которое из тактических соображений после 1921 года назвали социалистическим, было по глубине преобразований подлинной революцией («революцией сверху», как отмечал Сталин). Большевистские экспериментаторы действительно изменили лицо страны, создав альтернативу существующей цивилизации. Однако их мутантная цивилизация не имела ничего общего с лозунгами Русской революции.
Революция, которая началась в Петрограде 8 марта 1917 года, не была похожа на известные истории социальные катаклизмы. В ней сформировался демократический лагерь в виде либерального и социалистического партийных блоков. Термин «социализм» здесь нужно понимать в его первоначальном значении, которое не имеет ничего общего с последующими интерпретациями — ленинской (социализм как
