особенность позволяла как угодно выстаивать национальную советскую государственность. Контролируемая большевиками страна оставалась централизованной даже тогда, когда не имела названия и состояла из девяти формально независимых государств (1917–1922).
В. Ленин трижды посылал вооруженные силы России в Украину и в конце 1920 года сосредоточил в этой жизненно важной для Кремля республике более миллиона красноармейцев. Вместе с чекистами и милицией они создавали мощное силовое поле, в котором никто не смел бросить вызов диктатуре ЦК РКП(б). Тем не менее Ленин в декабре 1920 года заключил договор между Российской Федерацией и Украиной, в котором каждая сторона торжественно признавала независимость и суверенность другой. Когда больного Ленина поставили перед фактом образования единого советского государства путем «автономизации» национальных республик (то есть превращения их в автономные республики Российской Федерации с негосударственным статусом), он внес в конституционную конструкцию принципиальные поправки. Создавался союз государств, в который «вместе и наравне», как подчеркивал Ленин, входила как Российская Федерация, так и все другие независимые республики. В конституциях советских республик, как и в общесоюзной, отмечалось, что каждая республика имеет право выхода из Советского Союза. Процедура выхода, естественно, не прописывалась.
Западные советологи вслед за французским ученым Аленом Безансоном повторяли, что накануне Первой мировой войны у России были все шансы успешно осуществить социально-экономические преобразования, чтобы стать в один ряд с другими великими державами, но не было ни единого шанса решить национальный вопрос. Преобразования вели к национальному возрождению угнетенных народов, что было главным условием для постановки вопроса о собственной государственности.
Однако В. Ленину удалось перехитрить историю и сохранить основную часть дореволюционной империи в новой, уже советской оболочке. На Всероссийском съезде советов в январе 1918 года он заявил, что образованная большевиками республика является свободным союзом наций, и эта федерация будет расти вполне добровольно, без лжи и железа.
Откуда такая убежденность? Советская государственность была непростым понятием как в своем первоначальном, то есть российском измерении, так и во вторичном, национальном. Ленин считал, что национально-освободительное движение народов, вышедших из-под гнета самодержавия, удовлетворится вполне реальной советской государственностью, особенно если не будет иного выбора. Он превосходно понимал, что национальная государственность в советской форме контролируема из Москвы.
Чем была советская государственность в своем первоначальном измерении? Суть большевистской диктатуры Ленин определял в немногих словах: «Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть» (Полн. собр. соч., т. 41, с. 383). Источником диктатуры большевики называли не собственную партию, а пролетариат. Вместе с тем они утверждали, что государственной формой диктатуры пролетариата являются советы, а революционным авангардом пролетариата — только их партия. Из этого следовало, что в России все-таки была установлена диктатура партии.
Это была своеобразная диктатура. После слияния с советами в ноябре 1917 года ленинская партия превратилась в государственную структуру, сохранив внешний облик политической партии. Численность ее начала гипертрофированно расти, но никто из членской массы не чувствовал себя диктатором и действительно не был им. Масса была лишь «приводным ремнем» от вождей к народным низам. Руководящие партийные деятели, которые не входили в Центральный комитет, тоже были лишь проводниками диктатуры, которая реально принадлежала сначала ЦК, с 1919 года — политбюро ЦК, а с 1929 года — сталинской команде в политбюро.
Однако парткомы, начиная от Центрального комитета, брали на себя лишь небольшую часть государственных функций. Львиная доля непосредственной управленческой работы возлагалась на исполкомы советов. Благодаря такому размежеванию функций партия сохраняла за собой политическую власть, но освобождалась от ответственности за рутинные дела. Исполкомы советов лишались политического влияния, но наделялись в полном объеме распорядительными функциями.
Двуединую конструкцию власти следует признать гениальным изобретением Ленина. Но и она не была целиком безопасной для центра, который следовало бы назвать не Москвой, а Кремлем. Москва — это столица Российской Федерации, которая оказалась наиболее обделенной в правах союзной республикой после того, как вожди большевиков превратили всероссийский ЦК РКП(б) во всесоюзный орган компартийной диктатуры. Хотя Россия была государствообразующей республикой, общесоюзный центр не стремился ни отождествить себя с ней (этому мешала конституционная конструкция СССР), ни создать в Москве конкурентный центр российской власти.
Чем же была советская государственность в ее национальном измерении? В руках советов, в том числе национальных, сосредоточивалась реальная исполнительная власть. Пока эта власть контролировалась непосредственно Кремлем, угрозы для распада СССР не существовало. Если бы контроль явочным порядком перетек в региональные структуры партии (вследствие кризиса власти в центре), то угроза распада становилась реальной. Наибольшая потенциальная угроза ассоциировалась в Кремле в Украиной — республикой с прочными традициями национальной (но не советской!) государственности. Эта республика граничила с Европой и по своим экономическим ресурсам, включая человеческий потенциал, не уступала всем другим национальным республикам, вместе взятым.
Во время образования СССР Ленин убедил вождей второго эшелона в том, что высокий статус национальных государств советского типа можно считать безопасным, поскольку любая инициатива с их стороны парализуется по партийной линии. Однако для национальных республик с таким высоким статусом пребывание в тоталитарном «государстве-коммуне» оказалось смертельно опасным. Чтобы воспрепятствовать угрозе повторного распада империи в условиях острого социально-экономического кризиса, Кремль мог применить любые средства…
Массовые репрессии сталинской эпохи четко различимы по своей направленности — социальной, этнической, национальной, территориальной. Украина на четверть столетия, то есть на весь период сталинской диктатуры, оказалась в эпицентре репрессий. Сталин боялся Украины и не доверял даже тем ее руководителям, назначение которых происходило под его собственным контролем. «В Украинской компартии (500 тысяч членов, хе-хе) обретается не мало (да, не мало!) гнилых элементов, сознательных и бессознательных петлюровцев, наконец — прямых агентов Пилсудского», — писал он с курорта Кагановичу
11 августа 1932 года. Получив сведения о том, что десятки райпарткомов высказались против навязанного Украине плана хлебозаготовок, он заявил в этом письме прямо и недвусмысленно: «Украину можем потерять…, как только дела станут хуже». Отсюда видно, что генсек осознавал опасность суверенизации УССР в случае кризиса в центре. Это не удивительно, ведь объективные основания для суверенизации республик всегда существовали. Более того, они были реализованы в 1989–1991 годах.
Голодомор не может быть отделен от других видов репрессий. Суть их состояла в том, что контроль над партией, государством и обществом генсек использовал для уничтожения тех, кто представлял угрозу его личной власти. Жертвами сталинской команды стали и полумиллионная Компартия Украины (численность которой за несколько лет сократилась почти наполовину), и украинские крестьяне вместе с крестьянами других национальностей, которые имели несчастье проживать на территории республики, и беспартийная украинская интеллигенция и, если требовалось отвратить гнев репрессированных от генсека — те, кто непосредственно осуществлял репрессии. Одновременно с репрессиями в УССР Кремль раз и навсегда решил проблему «второй Украины» на Северном Кавказе: украинизация районов с большинством украинского населения прекратилась, а коренным жителям было предписано считать себя русскими. После Голодомора и совпавших с ним по времени кампаний борьбы с «петлюровщиной» и «скрыпниковщиной», в ходе которых были уничтожены либо изолированы десятки тысяч представителей национальной интеллигенции, протестный потенциал украинского народа был настолько подорван, что Сталин отважился сделать шаг, который в сложившейся ситуации уже утратил политическое значение: он перенес столицу УССР из Харькова в Киев.
Следует с пониманием отнестись к чувствам граждан Украины, которые десятками лет жили в условиях сталинской диктатуры, а после войны оказались на Западе. Они были убеждены, что их преследовали по признаку этнического происхождения. Но уже Джеймс Мейс первым из ученых заявил, что
