— Жаль, жаль... Очень жаль! А я так надеялся на вашу «ангельскую» доброту и профессиональную готовность помочь страждущему...
Но Ангел только улыбнулся сочувственно и внимательно посмотрел на В.В.
И ТУТ МЫ УСЛЫШИМ ТО, О ЧЕМ ВДРУГ НЕОЖИДАННО ПОДУМАЕТ В.В.:
«А может, действительно чайку бы сейчас крепенького? „Эрлгрейского“! С лимончиком. Да еще бы из моей старой толстой фаянсовой кружечки... А джин там, или виски, или даже коньячок — ну их к лешему!.. Так вот надерешься на ночь, задрыхнешь, а сердечко во сне возьмет да и остановится. То-то Иришке хлопот потом... Да и дел еще невпроворот. Катюшку повидать нужно... И себя, родимого, жалко до слез...»
— Ну вот и ладушки, — тепло улыбнулся Ангел. — Пейте, пейте свой «Эрл Грей», Владим Владимыч. Только осторожней — не обожгитесь. Горячий! И лимончик не забудьте...
И тут В.В. увидел, что на купейном столике перед ним неожиданно возникла его любимая старая толстая фаянсовая чашка с крепким горячим чаем. А на блюдечке — сахар, аккуратная долька лимона...
— Ну знаете! — потрясенно сказал В.В. — Дэвид Копперфильд может повеситься от зависти... Или это тоже из разряда «мелких трюков»?
— Что, Владим Владимыч? — невинно спросил Ангел.
— Да все вот это! И то, что мне вдруг выпить расхотелось, и чай — именно «Эрл Грей»... И кружка моя любимая фаянсовая... Я эти трюки имею в виду!
— Нет, — сказал Ангел, — это уже не трюки. Это я бы квалифицировал как нечто инстинктивно- профессионально-охранительное. Чем мне, по существу, и положено заниматься.
В.В. опустил лимон в чай, положил туда сахар и, помешивая ложечкой, хрипловато промурлыкал:
Ангел усмехнулся:
— Простим старика Вертинского. Стишата, прямо скажем, не фонтан. И категорически не про вас. Надеюсь, вы человек не бедный, а судя по тому, сколько вы выпили на моих глазах, вашему здоровью может позавидовать любой крепкий мужик!
— Все, все! — прихлебывая горячий чай, расслабленно проговорил В.В. — Завтра с утра начинается светлая, радостная и абсолютно трезвая жизнь...
— Ну-ну, — одобрительно сказал Ангел и улегся на свое место.
Он вооружился очками и стал проглядывать «Московский комсомолец».
А В.В. пил чай, смотрел в ночную черноту за окном и думал: «...встретит меня внучка Катерина или нет?.. Наверное, встретит... Катька — существо умненькое, хитренькое и горячо любимое нами. Мы ее, конечно, немного придумали для себя, но... Кто не сочиняет для себя любимых, пусть первый бросит в меня камень!»
— А сколько лет вашей внучке, Владим Владимыч? — спросил Ангел.
— А откуда это вы знаете, что у меня есть внучка?
— Но вы же только что о ней думали, — пожал плечами Ангел.
— Восемнадцать, — напряженно ответил В.В.
— Чего это вы так вдруг насторожились, словно я пытаюсь посягнуть на честь вашей внучки Кати? — удивился Ангел.
— Ах, вам даже известно, что ее зовут Катя?
— Естественно.
— Боюсь, что разочарую вас — наша Катя давно и совершенно самостоятельно распоряжается своей «честью». Поэтому меня уже ничего напугать не может! И вообще, давайте сменим тему. Вот объясните мне, старому, ни во что не верующему сочинителю: почему это вы — Ангел — поездами ездите? Куда же девался старый, добрый ангельский способ передвижения? Так сказать, «по небу полуночи ангел летел...», а? И кстати, где ваши крылья, Ангел?
Ангел мягко улыбнулся, поднял очки на лоб, повернулся к В.В.:
— Ну прямо как в записных книжках Ильфа: «... Где же твои крылья? — У меня отобрали крылья...» Так вот, Владим Владимыч, крыльев я был лишен много лет тому назад. Как вы сами изволили выразиться, именно в «щенячье-ангельском возрасте».
В.В. откровенно зевнул. Спросил без малейшего интереса:
— За что крылышки-то отобрали? За неуспеваемость?
— Да нет. Там историйка была позабавнее. Если хотите — могу поведать. Вдруг вам пригодится? Как литератору...
— О, черт вас подери!.. — в отчаянии воскликнул В.В.
— Вот это уже совсем ни к чему, — строго сказал Ангел.
— Простите... Но если бы вы знали, Ангел, сколько раз в своей литераторской жизни я слышал эту фразу!.. Почему-то все свято убеждены, что их существование в этом мире — уникально и требует немедленного отражения в любой форме изящной словесности! И когда им случайно встречается какой- нибудь писатель, сценарист или журналист...
— О Боже!.. Ну, не хотите — не слушайте, — досадливо сказал Ангел.
— Я не о конкретном случае, я — вообще. Знаете, откуда это? Еще из советских времен, когда с экранов и театральных сцен мудрые седоусые рабочие учили уму-разуму главных инженеров, а деревенские дедушки в лапоточках балагурили философскими сентенциями... Вколотили в головы совбедолагам, что «искусство всегда в долгу перед народом». Бросили эту тухлую косточку двухсотмиллионной толпе своих граждан в компенсацию за все их унижение и бесправие, а эта несчастная толпа взялась всерьез эту косточку мусолить. Господи!.. Сколько же поколений должно прожить Свою Жизнь, чтобы окончательно избавиться от этой вонючей и лживой шелупони?!
— Минимум — три, — тихо сказал Ангел. — Одно уже выросло. Осталось два. Но я и не пытался всучивать вам сюжетец, Владимир Владимирович. Мне просто причудилось, что вам это может показаться любопытным.
— Простите меня, Ангел! Извините меня — старого и подозрительного дурака...
— Что вы, что вы, Владим Владимыч! — Ангел озабоченно посмотрел на свои модные и очень дорогие часы. — Батюшки, и вправду — поздно-то как! Спать, спать, спать! Недосып вреден в любом возрасте. А то завтра утром на перроне ваша внучка Катя может вас и не узнать.
— Ну уж дудки! Валяйте свою историю, Ангел. Только я прилягу, с вашего разрешения, — решительно возразил В.В.
— Конечно, конечно. Ложитесь и, мало того, выключите над собой свет и прикройте глаза. О’кей?
В.В. улегся, погасил ночник и рассмеялся:
— О’кей, о’кей, Ангел! — и прикрыл глаза.
Поначалу затихли перестуки колес...
...а потом стали исчезать и все остальные железнодорожные звуки, оставляя лишь убаюкивающее покачивание вагона...
— Так лучше? — откуда-то прозвучал голос Ангела.
— Да... — слабо откликнулся В.В. из полудремы.
Стенки купе стали потихоньку раздвигаться...
...потолок начал уходить вверх, в светящуюся небесную голубизну, подернутую белесой облачной дымкой...
... Дверь, окно и столик расплылись в светлом облачном тумане и потеряли свои реальные очертания...
Только дремлющий, полупьяный, усталый В.В. лежал на своем месте.
Но и его постель словно парила в воздухе, а мимо нее медленно проплывали клочковатые обрывки облаков...
И во всей этой неожиданной, фантасмагорической обстановке откуда-то сверху, из заоблачных высот, с легкой реверберацией, прозвучал тихий голос Ангела:
