- Господи!!! - Возмутилась я. - Да пошел ты!.. Когда я из тебя человека сделаю?!..
При возвращении домой, на выборгской таможне Вите устроили шмон.
Нашли у него мою посылочку для отца, распатронили ее и прицепились:
- Если это не ваши вещи, то почему вы их в декларацию не записали? Вот же специальный пункт: «Вещи или ценности, принадлежащие другим лицам…»
- Да я и забыл совсем про них! Какие это «ценности»…
Перед таможенником лежали две пары шерстяных носков, детское барахлишко и пакет фирмы «И.К.Е.А.» с ленинградским адресом моего отца.
- Вы двадцать раз в год границу пересекаете! Неужели трудно соблюдать таможенные правила? Сегодня везете не записанные в декларацию чужие носки, завтра - видеокассеты с антисоветскими фильмами, а послезавтра порнографию повезете, да?..
- Вы мне только дело не шейте, - усмехнулся Витя.
- А я и не собираюсь ничего вам шить. Забирайте свои вещички и поезжайте спокойненько. Разбираться будете со своим начальством. Им и объясните - от кого возите, кому… Всего доброго.
Когда спустя две недели настал день очередного приезда Вити в Швецию, я страшно нервничала и мечтала побыстрее спровадить Эдика на работу, чтобы успеть привести себя в боевой порядок и помчаться в порт «Викинг-лайн» встречать Витю.
Я крутилась перед зеркалом, как девчонка, переменила десять шмоток и даже наподдала Фросе под хвост, чтобы не путалась под ногами…
Трижды я бралась сверять совтрансавтовский календарик (с обведенным фломастером числом витиного приезда) с большим кухонным календарем. Словом, «дергалась, как свинья на веревке», как сказала бы Кисуля.
Но на этот раз в порт я поехала несколько иным путем. У меня был запас во времени, и я неторопливо подкатила к единственной в Стокгольме православной церкви. Мне уже давно хотелось зайти сюда, но я все время не решалась этого сделать. А сегодня потянуло меня к этой церквухе со страшной силой!
Я вылезла из машины, тщательно оглядела себя в зеркальце и припудрилась. Словно хотела предстать перед господом богом в приличном виде.
Двери церкви были открыты, и оттуда тянуло прохладой. В сумрачной глубине мерцали лампады перед иконами.
Я постояла-постояла в дверях, да так и не смогла заставить себя перешагнуть через порог. Вздохнула судорожно и вернулась к машине…
Ровно в девять я уже была в порту и стояла на «своей» тумбе, а Фрося сидела на крыше «вольвочки».
Из открытого зева гигантского парома нескончаемо текли большие и маленькие автомобили всех стран мира. Но из этого ошеломляющего потока мне нужна была только одна машина.
И когда, наконец, она появилась, и я различила овальную марку «Совьет Юнион» и номер АВЕ 51-15, то, как коза, запрыгала на этой дурацкой каменной тумбе и замахала руками!
Но на этот раз мой «вольво» не выехал из общего ряда. Он медленно тянулся за каким-то французом, не обращая на меня никакого внимания.
Я закричала:
- Витя! Витенька!!! Эге-гей!..
Машина совсем было приблизилась ко мне, и с ужасом я увидела за лобовым стеклом совершенно незнакомого мне пожилого человека. А рядом, на пассажирском сиденье, - еще одного.
- Подождите! Подождите!.. - Закричала я в полной растерянности. - А где же Витя?! Товарищи!..
Водитель показал на меня своему напарнику и что-то проговорил.
Я еще сильней и отчаянней замахала руками:
- Товарищи!..
Не притормаживая, водитель приоткрыл свою дверцу и, поравнявшись со мной, сказал мне на ходу:
- Тамбовский волк тебе «товарищ». Шлюха…
Захлопнул дверцу перед моим носом и проехал мимо.
Боже мой, как я напилась на терраске того придорожного кафе, где мы дважды сидели с Витей!..
За перилами стояла моя одинокая «вольвочка».
На грязном, залитом столе передо мной сидела верная Фрося, пыталась лизать мне лицо и поскуливала…
- «Мне снилась осень в полусвете стекол…» - бормотала я, силясь вспомнить идущие вослед строки Пастернака. - «Мне снилась осень в полусвете стекол… И как с небес…» Нет! Нет, мать вашу в душу!..
Испуганная девочка-кельнер держала мою сумку, а хозяин кафе, вытащив оттуда мои документы, звонил куда-то по телефону.
Кажется, приехал очень встревоженный Эдик на своем саабе и привез Рею - барменшу с заправочной станции.
Они вдвоем перетащили меня в СААБ, что стоило им изрядных трудов, потому что ехать я не хотела и все пыталась вспомнить стихи:
Рея завела мою «вольвочку», Эдик - свой сааб, и они повезли меня домой…
Телефон! Телефон! Телефон!.. О, черт побери!.. Словно по башке - дзынь-дзынь-дзынь! Чтоб вы сдохли все! Чтоб вы…
Нащупала трубку, положила рядом на подушку. Даже глаз открыть не смогла:
- Ну, кто там? Ну, что надо?
Не сообразила, что говорю по-русски. А из трубки по-шведски:
- Фру Ларссон вызывает Ленинград. Советский союз. Фру Ларссон…
- Да! Да!.. Слушаю! Мамочка?
Во рту - словно кошки нагадили. Голова трещит. Язык, как рашпиль.
- Мамочка?
- Момент! Соединяю…
Огляделась - одна в спальне. Эдик, наверное, на работе. На его подушке дрыхнет Фрося.
- Швеция? Салем?.. - по-русски.
- Да! Да! - кричу я и дую минеральную воду прямо из горлышка большой бутылки. - Мама?
- Танька! Это я - Гулливер… Слушай меня, не перебивай!
