Лори Тейлор заставила Лешку проглотить целую таблетку «бромазанила», половина которой с успехом могла бы успокоить взволнованного африканского слона, и срочно вызвала своего «хаузартца» — домашнего врача Уве Нитцше.
Тот не заставил себя ждать. Эта американская фрау умела быть благодарной.
— Уве! — сказала ему фрау Тейлор на хорошем немецком. — Мне нужно привести этого парня в порядок. Я, к сожалению, завтра днем на неделю вылетаю в Испанию на съемки. Ему, тоже завтра, но с раннего утра, необходимо быть в Бонне, в советском посольстве. Сегодня он уже пропустил часы приема. Да и вряд ли он смог бы сегодня с ними разговаривать в таком состоянии. Немецкий он почти не знает, так что все вопросы — ко мне. Ваши визиты к нему, Уве, будут оплачены мною «экстра». Понятно?
— Кайн проблем, Лори, — ответил доктор Нитцше и взялся за Лешку Самошникова.
После чего Лори Тейлор по телефону разыскала менеджера артиста Алексея Самошникова — герра Гришу Гаврилиди и срочно послала за ним свою служанку на ее собственном автомобиле «Мазда-323».
Когда Гриша был доставлен на виллу миссис Лори Тейлор и попытался было поприветствовать ее на своем немецком языке, Лори резко сказала ему по-русски:
— Заткнись и слушай меня внимательно. Ты за рулем когда-нибудь сидел?
— А двести семнадцать тысяч километров на ушастом «Запорожце» вам что-нибудь говорят? — нахально спросил Гриша.
— Тогда сто верст до Бонна и сто обратно осилишь, — сказала Цыпа. — Возьмешь у моей служанки «мазду» и фарцойгшайн — в смысле техпаспорт, получишь у меня триста марок на бензин и жратву и завтра в шесть утра повезешь Алешку в Бонн. В наше е…..е посольство. И сделаешь все, чтобы ему разрешили вернуться домой в Ленинград! Если у тебя ни хера не получится, я через неделю вернусь из Испании и займусь этим сама.
И через паузу тихо пробормотала по-английски:
— Хотя теперь мне еще больше хочется, чтобы он был всегда рядом со мною…
Когда-то доктор Нитцше год стажировался в Англии и поэтому с нескрываемым удивлением посмотрел на миссис Лори Тейлор. Она перехватила его взгляд, жестко сказала по-немецки:
— Доктор, вы должны его успокоить, но не настолько, чтобы он завтра в посольстве производил впечатление слабоумного!
Посмотрела на затихающего, всхлипывающего Лешку, на Гришу Гаврилиди, четко проговорила по- русски:
— А я буду Бога молить, чтобы вы там попали к человеку решительному и ответственному, а не к какому-нибудь трусливому чиновному кретину с сосисочной идеологией…
— Даже тогда, когда я в своем отрочестве был исполнен почти абсолютной Веры, я уже отчетливо представлял себе сложнейший путь молитвы или обращения к Нему Самому! — сказал мне Ангел. — Фильтрации, сортировки, разбор по тематическим направлениям, Ангелы по Внешним связям, Ангелы- Референты, Система Безопасности… И я был свято убежден, что обращение миссис Тейлор к Нему обязательно завязнет в одной из самых начальных инстанций и никогда не будет Им услышано… Но тогда на мне, двенадцатилетнем, лежала миссия быть Его Посланцем на Земле, и за исполнение Лориной молитвы я взял всю ответственность на себя!
… Эту поездку в Бонн, в посольство Советского Союза, я должен был увидеть своими глазами.
Не потому, что я не доверял рассказу Ангела — отнюдь, но я подумал, что в наших родных нюансах изощренного советизма, да еще вынесенного на такую сытно-притягательную почву, как Западная Германия, мне будет разобраться гораздо легче, чем честному и отважному Мальчику-Ангелу, который так мужественно пытался стать Хранителем.
Именно поэтому я и попросил уже сегодняшнего — взрослого и замечательного моего «сокупейника» Ангела разрешить мне посмотреть на то, как будут развиваться дальнейшие события.
Тем более что меня даже не нужно было перемещать из одного Времени в другое. Что, подозреваю, сильно облегчало Ангелу исполнение моей просьбы…
Я так и думал, что в нашем советском посольстве маленький, чистый и смелый Посланец Неба обязательно вляпается в какое-нибудь наше совковое дерьмо!
Бедный Мальчик впрямую воспринял просьбу Цыпы к Господу направить Лешку и Гришу к самому «ответственному и решительному» сотруднику советского посольства в Бонне.
Поэтому оба герра — и Самошников и Гаврилиди — оказались в кабинете действительно самого «ответственного и решительного». У начальника так называемой «Инспекции» — представителя Комитета государственной безопасности при любом советском дипломатическом корпусе, находящемся за рубежами нашей великой Родины…
— То вы, задравши хвост, убегаете и предаете свою страну самым бессовестным образом, а то, поджавши хвост, просите вернуть вас обратно — домой, — с ласковым упреком говорил «ответственный и решительный». — Как у вас, у артистов, все это легко и просто!
— Но я же объяснял вам, как случайно все это произошло, — упавшим голосом говорил Лешка. — Я никогда и не думал…
— Вот вы не думаете, а нам приходится расхлебывать.
«Ответственный» решительно встал, порылся в металлическом шкафу, достал оттуда тонкую картонную папочку с несколькими листочками и газетной вырезкой и спросил:
— А чего же это вы в свою организацию не обратились?
— В какую это «свою»? — удивился Лешка. — В ВТО, что ли?
— Куда? — не понял «решительный».
— ВТО — Всероссийское Театральное Общество.
«Ответственный» даже рассмеялся:
— Ну, зачем же… Я имею в виду вашу еврейскую общину по месту вашего сегодняшнего проживания на территории ФРГ.
— А я-то тут при чем?! — Внутри у Лешки стала подниматься мутная волна ненависти к этому «ответственному и решительному».
Хозяин кабинета раскрыл картонную папочку, перелистал бумажки и поднял на Лешку внимательные глаза:
— Мамаша же у вас, извините, так сказать, еврейской нации. А там таких, как вы, только и ждут, понимаешь.
— Ах вон оно что!..
Лешка скрипнул зубами, еле удержался, чтобы не вцепиться в глотку этому «решительному и ответственному»,
Гриша Гаврилиди мгновенно просек Лешкино состояние и быстро заговорил, стараясь сгладить внезапно возникшую напряженную ситуацию:
— Я, конечно, дико извиняюсь!.. Но вы поймите, у Алексея Сергеевича счас очень тяжелая обстановка в семье! Младший братик в колонию попал…
— Яблоко от яблоньки, как говорят по-русски, — усмехнулся «ответственный».
— Послушайте!.. — плохим голосом сказал Лешка Самошников и неожиданно стал приподниматься.
Но Гриша Гаврилиди рванул его сзади за куртку и усадил на стул, не прекращая своей тирады:
— Дед Алексея Сергеевича — в Великую Отечественную командир взвода разведки — умер от инфаркта, бабушка хворает, мать и отец разрываются между домом, работой и колонией… Ну, случилось такое!.. Ну, не вешаться же! Ну пожалуйста…
— А вы хотите, чтобы из-за вас мы все тут на уши встали, да? — «Решительный и ответственный» перестал играть в дипломата. — То — туда, то — обратно! Вы уверены, что ленинградские органы вас по головке погладят и с оркестром встречать станут?
— Будь что будет… Только верните меня, — хрипло проговорил Лешка и, перешагнув через самого себя, добавил: — Умоляю вас…
— А вы представляете себе, во что это влетит нашему советскому государству? Переписка, запросы, выяснения, депортация… Здесь, знаете ли, ничего даром не делается!
«Где это „здесь“ — в Западной Германии или в советском посольстве?» — хотел было спросить Лешка, но Гриша больно наступил ему на ногу и не оставил «решительному» ни малейших сомнений:
