«замочили» Зайцева скорее всего подельнички — там у них законы волчьи, товарищ подполковник это не хуже нас знает, и вообще рыба гниет с головы… Дело они пока прикрывают и еще раз хотят сказать Николаю Дмитриевичу спасибо за… Товарищ подполковник сам знает за что!
— Ночами я незримо ухаживал за Фирочкой Анатольевной Самошниковой в этой «психушке» на Васильевском острове и изо всех сил старался помочь ей прийти в себя. Делал я это точно так же, как когда-то пытался помочь ее старшему сыну Леше в немецком «кранкенхаузе»…
К счастью, та выездная сессия Архангельской «тройки», которая судила меня в Западной Германии за Неверие во Всемогущество Всевышнего и отказ возвращаться на Небо и лишила меня Ангельского чина и крыльев, по запарке оставила мне и возможность «Невидимости», и еще несколько Потусторонних приемчиков…
Тут Ангел увидел почти пустой стакан в моей руке и продолжил:
— …одним из которых вы, Владим Владимыч, бессовестно пользуетесь! На вас джина не напасешься…
— Нашли, чем упрекнуть, — довольно презрительно заметил я. — Как у вас язык еще повернулся?! Из- за трех капель выпивки развести такую склоку.
— Из-за «трех капель»?!! — возмутился Ангел. — Всю ночь…
— Ангел, не отвлекайтесь на пустяки и не разрушайте стройность рассказа всплесками мелкой сквалыжности. Лучше добавьте немножко джина…
— Ну, знаете!..
Тут у Ангела просто не хватило слов! Но стакан мой немножко пополнился…
— Как вы легализовались, хотел бы я понять? — спросил я, прихлебывая из стакана…
— Я не уверен, что сумею вам толково объяснить техническую сторону моего ленинградского внедрения, — сказал Ангел. — Но соединенными усилиями двух опытнейших Ангелов была выработана некая абсолютно непроверяемая легенда, с которой я и предстал перед всеми, кого вы уже знаете. А предстал я в качестве отпрыска очень дальних, уже покойных родственников ближайшего друга семьи Лифшицев — Самошниковых — Ивана Лепехина.
— Что значит «непроверяемая легенда»? — усомнился я. — Вы, предположим, утверждаете, что прибыли из Егупеца, и туда сразу же идет милицейский запрос, или еще чего лучше — от Комитета госбезопасности: существовал ли в вашем замечательном, заслуженно воспетом городе такой-то мальчик вот таких-то родителей? А оттуда…
— А оттуда, — подхватил Ангел, — моментально приходит ответ — да, существовал! И родители его существовали, и Егупец стоит на месте, чего и вам желает от имени Шолом-Алейхема!
— Каким образом?!!
— Я же предупреждал вас, что не смогу объяснить вам технику этого фокуса. Такие штуки с непроверяемыми легендами у нас даже в старших классах Школы Ангелов не проходили, Владим Владимыч. Это уже… Как бы это назвать?.. Это уже, если хотите, «высший ангельский пилотаж»! Такие трюки под силу только очень опытным Ангелам-Хранителям…
— Минутку! Но, насобачившись делать «такое», можно же докатиться черт знает до чего! Тут вам и промышленный шпионаж, и политические интриги, и коммерческий разбой — с гарантией совершенной безопасности!
— Владим Владимыч! Я же вам рассказываю о делах, «творимых» Ангелами-Хранителями, а не разбойниками с большой дороги! — нервно возразил мне Ангел.
— Но вы же сами говорили, что часть Ангелов, оставшихся не у дел, прекрасно вписалась в сегодняшнюю Земную жизнь, изменила окрас крыльев и стала заниматься хрен знает чем!
— Я и сейчас это утверждаю. И чтобы быть до конца Справедливым, спешу доложить вам, что Всевышний, к которому, как вы знаете, у меня очень много претензий, лишил всех этих переметнувшихся бывших Ангелов способностей «творить» что-либо вообще! Кого-то лишил всего ассортимента трюков, кому-то оставил возможность творить только деньги. И если когда-нибудь правительство рискнет проверить их легенды — сделать это будет проще пареной репы. Как говорил старый Ангел-Хранитель — Руководитель моей Наземной практики.
Я усмехнулся:
— Мне еще очень понравилось, что ваш старый Ангел говорил: «Окей!» Это несколько примиряет меня с утверждением о существовании «Потустороннего мира». Простите, Ангел, но я грубый реалист…
— Я тоже, — заметил Ангел. — Поэтому я сейчас еду с вами в купе «Красной стрелы», а не «…по небу полуночи Ангел летел…». Будете слушать дальше или продолжим спорить ни о чем?
Я не ответил. Раздернул плотные оконные занавески и увидел, как, обгоняя нас, за окном уже вовсю несется рассвет нового дня.
Я отчетливо представил себе, как не хочет сейчас просыпаться моя Катька! Как, еще не выпутавшись из глубокого и теплого сна, она проклинает себя за свой вчерашний искренний порыв встретить меня на вокзале, когда я вечером, перед отъездом, звонил ей из Москвы…
Я все это себе живо вообразил и даже авансом слегка обиделся!
— Будет вам клепать на ребенка, — улыбнулся Ангел! — Она уже давно стоит перед зеркалом и вовсю сандалит свою хорошенькую мордочку каким-то невероятным количеством косметики…
— А вы откуда знаете?! — окрысился я.
«Мало того, что он без разрешения влез в мои мысли, он еще умудрился подглядеть за нашей полуодетой Катькой!» — подумал я.
— Да одета она уже, одета! Успокойтесь. Будете слушать? У нас всего лишь час в запасе.
Я снова посмотрел в окно. Мимо нас низко пролетали клочки утреннего тумана.
— Рассветные истории лучше всего видеть собственными глазами, — решительно заявил я.
Ангел пожал плечами:
— Какие проблемы? Устраивайтесь поудобнее. И пожалуйста, оставьте стакан в покое. Не будете же вы вторгаться в То Время со своей посудой?
Я поставил стакан с остатками джина на столик, прилег на подушку, прикрыл глаза, и в ту же секунду…
…небольшой экран моего сознания стал заполняться массой бритоголовой мальчишни в единой тюремно-сиротской форме…
В уши стал вползать гул голосов, сквозь который внезапно прорезался истошный крик:
— Самоха!!! Самоха!.. Тебя отец Михаил зовет!..
Часовенка, строительством которой руководил священник местного прихода отец Михаил, а бригадиром строителей был заключ… воспитанник колонии усиленного режима Анатолий Самошников, статья сто восьмая, часть вторая, была уже закончена и торжественно освящена в присутствии начальства колонии для несовершеннолетних преступников и прибывших из Ленинграда представителей Главного управления внутренних дел и Областного отдела народного образования.
Симпатичная часовня четко и благостно впечатывалась в фон высокого серого бетонного забора с витыми спиралями колючей проволоки по самому верху.
Открытие и освящение часовни случайно совпали с указом о частичной и выборочной амнистии, что позволило отцу Михаилу всенародно объявить это Волей Божьей!..
При этих словах отца Михаила две сотрудницы ОблОНО и один полковник милиции, боязливо поглядывая по сторонам, стыдливо перекрестились.
М-да… В То Время — начало девяностых — обращение к Богу еще не стало таким массовым и фальшивым явлением, как в последние несколько лет, и поэтому я ничуть не усомнился в искренности этих троих смельчаков…
— Звали, Михаил Александрович? — негромко произнес Толик за спиной у отца Михаила.
Тот вздрогнул от неожиданности, повернулся.
— О Господи… Как ты меня напугал, Анатолий. Я и не слышал, когда ты подошел, — улыбнулся священник.
— Это они могут! — сказал один высокопоставленный ленинградский милиционер в штатском, дохнув на отца Михаила хорошим коньяком. — А вот чтоб священнослужителя «отцом Михаилом» или, на худой конец, «батюшкой» назвать, так это у них, вишь ли, язык не поворачивается!
