– Эй, Джефф!!! – возмутился Сэм. – Что такое?! Я уже считал, что Катя – моя девушка!..
– Нет, Сэм, – спокойно произнес этот американский Емеля. – У тебя всегда есть в запасе сто девушек, которые от тебя без ума. А у меня будет только одна – Катя. О'кей?
– Лейтенант Келли! Вы просто – сукин сын!!! – завопил Сэм и мы чуть не врезались в стоящий на остановке автобус. – Вы – паршивый и грязный койот!!! Вы…
– Капитан Робинсон, пожалуйста, выбирайте выражения. С нами дама, – невозмутимо прервал его Джефф.
– Эй, эй, ребята!.. – сказала я. – А вы не хотели бы посоветоваться еще и со мной?!
– Нет, – сказали они оба в один голос.
И тут мы подъехали к этому дому на Райхенбахштрассе. Оказалось, что аэропорт был совсем близко от центра Мюнхена.
Наглухо закрытые ворота, вверху по углам арки – глазки телекамер, на стене кнопка звонка.
Жму на кнопку. Пауза. Еще раз нажимаю… Открывается дверь и в ее проеме появляется крепенький паренек абсолютно израильского типа. Загораживает своими широченными плечами вход, оглядывает мою огромную сумку и гитару в чехле и что-то не очень любезно спрашивает меня по-немецки.
– Айм ноу спик дойч, – говорю я.
– Говори по-английски, – предлагает он мне.
– Айм ноу спик инглиш… – тупо признаюсь я.
И чего дура не учила язык?! С моим Гришкой это можно было делать, не вылезая из постели. Кретинка ленивая!
А паренек на меня так и смотрит – как на кретинку и дуру. Тогда я вытаскиваю из кармана куртки письмо Якова и свой паспорт и протягиваю его пареньку. Тот открывает мой израильский паспорт, сверяет фотографию с сильно усталым и лохматым оригиналом и говорит на чистом иврите:
– Почему же ты не говоришь на иврите?
– Я говорю. Но не очень хорошо…
– Но это же лучше, чем молчать. Что тебе нужно?
– Передать вот это письмо вот этому человеку, – и тычу пальцем в адрес и фамилию на конверте.
– У нас такого человека нет.
– Этого не может быть!.. – я чуть не расплакалась.
– Хорошо, – говорит паренек. – Проходи сюда. Он даже не помог мне втащить вещи, этот раздолбай!
Он просто посторонился и впустил меня под арку, в глубине которой стояла немецкая полицейская машина.
Когда он распахивал передо мной дверь, я увидела у него под курткой большой пистолет в кобуре. Меня этим, правда, не удивишь. У нас в Израиле чуть ли не каждый третий носит оружие. Конечно, кроме олимов…
За воротами оказались еще два таких же бычка, словно с плаката, рекламирующего занятия боди- билдингом.
– Хальт! – сказал мне один из них, а второй взялся внимательно разглядывать мой паспорт.
Первый охранник быстро обшарил меня металлоискателем, затем то же самое проделал с моей сумкой, а потом с гитарой.
Но если мы с сумкой вели себя тихо и безропотно, то моя гитара показала себя во всем блеске! От прикосновения к ней металлоискатель прямо-таки заверещал дурным голосом!
Охранники настороженно переглянулись. Один спросил:
– Что там?
– Гитара, – сказала я.
– Вынь ее из чехла.
– О, черт вас побери!.. – выругалась я по-русски и стала вытаскивать гитару на свет Божий.
Я уже еле стояла на ногах от усталости. Мне хотелось есть, спать и писать, а мне тут еще шмон и допрос устраивают!
– Ты говоришь по-русски? – усмехнулся один.
– Да. Ты тоже?
– Нет. Но у нас есть человек с русским языком. Эйтан! Ты не знаешь, Абрам еще не ушел?
– Кажется, нет.
Мне вернули письмо и паспорт, приказали оставить вещи и послали на третий этаж – к «Абраму с русским языком», сказав, что у Абрама нет своего места – его нужно ловить. Но чаще всего он бывает на третьем этаже…
Я не стала пользоваться лифтом и вверх по лестнице пошла пешком. И вдруг, на свое счастье, услышала откуда-то сверху негромкую русскую речь. Женский голос слегка раздраженно говорил:
