Король. Да, это благородные ноги, ноги царя-воина. Ты надела мне ботинки не на ту ногу: правый — на левую, а левый — на правую. Оставь, не надо трогать! Я принимаю сей таинственный знак расположения!
Капитан. О ты, любовь-загадка, клубок, который никому не дано распутать!
Король. Капитан, куда ты подевался? Я уже собирался ложиться без тебя.
Донья Инес. Таинственные встречи в ночи, когда вот-вот взойдет луна!
Капитан. Встречи птиц в сумеречный час!
Король. Ты не учил меня такому приветствию!
Капитан
Донья Инес. Как робки слова!
Капитан. Как долго длится молчание, которому положит конец поцелуй!
Король. Капитан, приказываю повиноваться! Завтра же объясните мне сей параграф.
Капитан. Ваше величество, завтра мы проведем два урока.
Король. Годы бегут, капитан, а я не хочу умереть, не познав любви!
Донья Инес. Никто не должен был бы умирать, не познав любви, капитан!
Король. Мне надо отдохнуть.
Модеста. На втором этаже готова постель. Я сию же минуту несу грелки.
Король. Сегодня в них нет нужды. Пусть мне обмахивают опахалом затылок, пока я поднимаюсь наверх.
Модеста. У нас есть неаполитанский веер.
Король. Это не нарушит церемониал, капитан?
Капитан. Что вы, ваше величество, мы же на войне!
Король. Совсем забыл. Проклятая война! Покойной ночи, моя сеньора. Как ваше имя?
Донья Инес. Донья Инес.
Король. Для близких я — Сигизмундо. Прощайте!
Донья Инес. Прощайте, сеньор!
Донья Инес. Встречи в ночной мгле, когда уже смолкли все птицы и скрылся месяц! Каждое слово в такие минуты наполняется светом и устремляется к звездам.
Капитан. Звезды всегда подслушивают признания влюбленных. Как ведут разговор два сердца? Камешки в речных струях поют свою песню, а рыбы снуют туда-сюда немыми скитальцами. Кто говорит, кто поет в этом мире? Быть может, бабочки, что летят ночью к дому, где горят огни? Откуда взялись слова, льющиеся из моих уст словно в сладком забытьи, — горячие, как искры, легкие, как пух жаворонка, нежные, как лепестки розы, которые облетают, чтобы узнать, с какой стороны веет ветерок.
Донья Инес. Мое сердце — бокал, наполненный до краев!
Капитан. Это другой урок. Сердца подобны кубкам с горячим имбирем. Кто осмелится добавить последнюю каплю, дабы драгоценный напиток пролился через край? Или сие невозможно сделать? Лучше наполнить кубки нашими мечтами, а затем обменяться: ты будешь пить из моего, а я из твоего. Мы узнаем все тайные помыслы друг друга! Дай мне взглянуть, нет ли в твоем бокале алой гвоздики. Я увижу ее своими горячими губами.
Донья Инес. Тонкие губы могут быть признаком жестокосердия! Я узнала их след на бокале, из которого ты пил. Видишь, я уже ждала тебя! Узнают ли твои губы мои уста?
Капитан
Донья Инес
Капитан. Уроки из моей книги. Из-за этой дурацкой войны я позабыл половину и не могу отвечать вразбивку.
Донья Инес. Какая книга?
Капитан. «Собеседник, удачливый в любви». Жена велела мне взять ее обязательно с собой — может, удастся немного подзаработать, помогая писать письма. Но во время войны никто об этом не думал, вот я и путаюсь без конца!
Донья Инес. По книге! Да разве можно уместить любовь в каких-то строчках! Прочь! В написанных словах нет ни капли правды. По книге, великий Боже!
Капитан. А что плохого в книге? Ее всегда можно отложить в сторону, на любом месте.
Король Сигизмундо был одним из бывших властителей герцогств и доводился Эгисту двоюродным братом, если верить заметкам Филона. Однажды во время страшной бури Сигизмундо спускался вместе с другими беженцами с гор к морю. Люди окружали его со всех сторон, спасая от грозы, — говорят, молния не может поразить помазанника божьего, но, несмотря на это, он потерялся. Через несколько лет в Микенах объявился слепец, который пел шутливые куплеты, подыгрывая себе на треугольнике. Сей инструмент у него был из чистого серебра, и каждая из трех сторон, в зависимости от толщины стерженька, издавала особый звук. Бедняга жил впроголодь и все спрашивал, где находится его страна, название которой он позабыл. Филон, желая воздать почести изгнаннику, умершему в нищете, не рассказал о его злоключениях и несчастьях в своих примечаниях, и солдаты в его пьесе, объявляющие о приближений царя, не могут сказать наверняка, их ли это владыка. Подобная щепетильность встречается нечасто среди драматургов.
III
На том же самом постоялом дворе Мантинео, где жил Эвмон, стирала и мыла посуду служанка по имени Лирия, и хозяин как-то привел ее к фракийцу, зная, сколь сильно его гостя интересуют все истории, связанные с доньей Инес. Он посоветовал Эвмону подарить девушке нижнюю юбку за ее рассказ о том, что случилось в день похорон портного по Прозванию Родольфито. Беднягу везли хоронить в деревню, где родилась его жена, так как у нее было там место на кладбище рядом с часовней, посвященной Святому Прокопио, покровителю охрипших петухов. По дороге носильщики из похоронной команды решили отдохнуть и пообедать, и, поскольку случилось это во владениях доньи Инес, у нее испросили разрешения поставить