Ангелы-хранители

Все, находящиеся как внутри дома, так и снаружи, отчаянно кричали и пытались укрыться. Винсу пришлось перелезать обратно через ограду во двор соседнего дома — где, слава Богу, никого не было — и он уже добрался до самого верха, перетаскивал через стену свой зад, когда несколько латиноамериканцев в доме Веласкеса открыли по нему огонь. Ему чудом удалось унести оттуда ноги.

На следующий день Винс пошел в Сан-Франциско в ресторан, принадлежащий дону Тетранья, чтобы, встретиться там с Фрэнком Дичензиано, доверенным капо Семьи, подчиняющимся непосредственно самому дону. Он был очень озабочен. В fratellanza существовал кодекс, касающийся убийств. Черт возьми, у них были правила абсолютно на все — возможно, даже на посещения сортира, — и они очень серьезно относились к ним, а к кодексу убийств особенно. Первое правило этого кодекса гласило: нельзя убивать человека в кругу его семьи, если только он не ушел в подполье и до него нельзя добраться другим способом. В этом отношении Винс чувствовал себя уверенно. Но второе правило гласило: нельзя убивать жену, детей или бабушку этого человека, чтобы выйти на него. Любой исполнитель, нарушивший это правило, рискует тем, что его самого пустят в расход те самые люди, которые его наняли. Винс надеялся убедить Фрэнка Дичензиано, что инцидент с Веласкесом — это особый случай: ни одному клиенту еще не удавалось ускользать от Винса в течение целого месяца — и то, что произошло в Окленде на Рождество, было печальным, но неизбежным событием.

Если Дичензиано — а может быть, и дон — будет слишком сердит, чтобы прислушаться к голосу разума, Винс сделал необходимые приготовления помимо пистолета. Ему было известно: если его захотят убрать, то окружат и отнимут оружие, прежде чем он им воспользуется. Как только Винс войдет в ресторан и сообразит что к чему. Поэтому он обмотал себя пластиковой взрывчаткой и приготовился подорвать их и снести весь ресторан, если только они попытаются примерить на него гроб.

Винс не был уверен в том, что ему удастся выжить после взрыва. За последнее время он поглотил такое количество жизненной энергии других людей, что полагал, будто уже близок к бессмертию, к которому стремился — или уже достиг его, — но не знал, насколько силен, пока не подвергнет себя испытанию. Если бы ему пришлось выбирать: стоять ли в центре взрыва… или позволить парочке умников разрядить в себя сотню пуль и замуровать в бетон, прежде чем они сбросят его в воду… Винс решил, что первое нравится ему больше и, возможно, даст ему больше шансов на спасение.

К его удивлению, Дичензиано — который был похож на бурундучка с засунутыми за щеки орехами, — пришел в восторг от того, как был выполнен заказ на Веласкеса. Он сказал, что дон очень доволен Винсом. Никто не обыскивал Винса при входе в ресторан. Его и Фрэнка, как самых дорогих гостей, обслуживали в угловом кабинете, где подавали специально приготовленные для них блюда, которых не было в меню. Они пили «Каберне Совиньи», за триста долларов бутылка, подарок от Марио Тетранья.

Когда Винс осторожно затронул вопрос об убитых жене и бабушке, Дичензиано сказал:

— Послушай, друг мой, мы знали, что это очень трудное, сложное задание и что тут, возможно, придется нарушить кое-какие правила. Кроме того, эти люди — не наши люди. Просто кучка мексиканских нелегалов. Им не место в нашем бизнесе. Если они пытаются пролезть в него, то не должны ожидать, что мы будем играть с ними по правилам.

Успокоившись, Винс в середине ленча встал и пошел в туалет, где разрядил детонатор. Теперь, когда опасность миновала, ему не хотелось, чтобы тот случайно сработал.

В конце ленча Фрэнк вручил Винсу список из девяти фамилий.

— Эти люди — кстати, не все члены нашей Семьи — платят дону за право изготовления поддельных документов на его территории. Еще в ноябре, предвосхищая твой успех в деле Веласкеса, я разговаривал с ними со всеми, и они знают, что дон хочет, чтобы тебе оказали всяческое содействие.

В тот же день Винс отправился на поиски кого-то, кто вспомнит Тревиса Корнелла.

Вначале он был разочарован. С двумя из первых четырех человек, включенных в список, связаться было нельзя. Они прервали на время свои дела и отправились на рождественские каникулы. Винсу показалось странным, что криминальный мир разъезжается на Рождество и Новый год, как школьные учителя.

Но пятого человека, Энсона Ван Дайна, Винс застал на рабочем месте в подвале его клуба «Хот Типс», и в половине шестого двадцать шестого декабря Винс нашел то, что искал. Ван Дайн взглянул на фотографию Тревиса Корнелла, которую Винс вырезал из старой газеты Санта-Барбары.

— Да, я его помню. Он не из тех, кого легко забыть. Не какой-нибудь иностранец, пожелавший стать американцем, как половина моих клиентов. И не простой неудачник, которому надо изменить фамилию и уйти на дно. Он не здоровяк и ничего из себя не корчит, но создается впечатление, что он прикончит всякого, кто встанет у него на пути. Держит себя в руках. Очень осторожен. Я не мог бы его забыть.

— Кого действительно трудно забыть, — сказал один из двух бородатых кудесников за компьютерами, — так это красотку, с которой он был.

— Да, при виде нее и у мертвого встанет, — сказал второй.

Первый повторил:

— Да, даже у мертвого, это точно.

Винса одновременно покоробили и привели в замешательство их замечания, поэтому он их проигнорировал. Обращаясь к Ван Дайну, он спросил:

— Есть ли какая-то вероятность, что вы вспомните их новые фамилии?

— Конечно. Они у нас в картотеке, — ответил Ван Дайн.

Винс не верил своим ушам.

— Я считал, что люди вроде вас не держат архивов. Это гораздо безопаснее для вас и важно для ваших клиентов.

Ван Дайн пожал плечами.

— Плевать я хотел на клиентов. Может, однажды нас застукают федералы или местные власти и прикроют наше дело. И мне понадобятся деньги, чтобы платить адвокатам. Тогда мне и пригодится перечень из пары тысяч человек, живущих по фальшивым документам, ребят, которые предпочтут, чтобы их слегка прижали, чем снова начинать все сначала.

— Шантаж, — произнес Винс.

— Некрасивое слово, — сказал Ван Дайн. — Но, боюсь, точное. В любом случае, все, что нас волнует, так это наша собственная безопасность, чтобы не было архивов, могущих скомпрометировать нас. Эти данные мы держим не здесь. Как только клиент получает новую фамилию, мы, пользуясь безопасной телефонной линией, передаем соответствующую запись с нашего компьютера на другой, который стоит в другом месте. Тот компьютер запрограммирован таким образом, что данные из него нельзя затребовать отсюда — это игра в одни ворота. Так что, если нас накроют, полиция не сможет с этих машин добраться до наших записей. Черт, они даже не узнают, что такие записи существуют.

У Винса голова пошла кругом от этого высокотехничного криминального мира. Даже дон, человек беспредельного криминального ума, считал, что эти люди не держат архивов, и не мог предположить, что компьютеры и эти архивы обезопасили. Винс думал обо всем, что сообщил ему Ван Дайн, мысленно раскладывая все по полочкам. Он спросил:

— И что, вы можете отвести меня к тому, другому компьютеру и посмотреть новую фамилию Корнелла?

— Для друга дона Тетранья, — сказал Ван Дайн, — я сделаю все что угодно, может, только не дам перерезать себе горло. Пошли за мной.

Ван Дайн привез Винса в оживленный китайский ресторан в Чайна-тауне. Ресторан вмещал, наверное, человек сто пятьдесят; все места были заняты, и в большинстве своем европейцами, а не азиатами. Хотя зал был большим и украшен бумажными фонариками, нарисованными на стенах драконами, ширмами под красное дерево и медными колокольчиками в форме китайских идеограмм, он напомнил Винсу кричащую итальянскую тратторию, где он в августе пришил этого таракана Пантанджелу и двух приставленных к нему агентов. Все эти этнические колориты — от китайского до итальянского, от польского до ирландского — были, по сути, совершенно одинаковы.

Владельцем ресторана был китаец лет тридцати, которого представили Винсу просто Юанем. Получив от него бутылки с «Чинзано», Ван Дайн с Винсом прошли в его офис, расположенный в подвале,